– Женщины не бывают магами.
– Кто сказал тебе такую глупость? Маг – это профессия. И, смею заверить, профессия не из тех, преуспеть в которых могут только мужчины. Точно так же, уж прости за сравнение, как не одни только женщины бывают шлюхами.
Добрый фер покраснел, словно маков цвет.
– А вот от тебя, – продолжала я, – серьёзных познаний в магии я не ожидала. Трудно заподозрить в мастере боя ещё и адепта.
– Мои познания в… магии не велики, – открестился Эрсай. – Я знаю и умею ровно столько, сколько следует знать и уметь воителю Света.
– По крайней мере, врождённой силой ты не обделён.
– Моя сила – от посвящения, а не от рождения!
– Ну уж нет. Пусть малая, почти незаметная, но врождённая сила есть у всех. Посвящение облегчило доступ к твоим внутренним резервам и ещё, вероятно, наделило связью с теми семью божествами, которых ты упомянул в заклинании. Но нельзя привязать нити сил к пустому месту. Твоя душа обладала какой-то энергией и до посвящения.
Фер нахмурился. То, что я подвергала сомнению давно заученные догматы, ему не нравилось. Кому такое понравится? Но отрицать сказанное мной он всё же не мог.
– А как ты сама получила магическую силу?
– До рождения, я же сказала. А учил меня отец.
– Да?
– Что тебя удивляет? Других наследников у него не было. Впрочем, даже если бы у отца было много детей, какую-то минимальную подготовку я бы получила всё равно. Урождённый маг, не умеющий управлять своей силой – это слишком опасно.
– Значит, я был прав, – сказал фер Уллахис рассудительно. – Когда мы переступили порог, ты начала рассеивать злую волю, завладевшую этим домом. Но я не понял, как ты это делала.
– При помощи заклинания, конечно.
– Но ты не сказала ни слова! И жестов никаких не делала…
– Я обращаюсь с силами так же искусно, как ты с мечом, – хмыкнула я. – Мне не требуется что-то произносить, чертить, смешивать или размахивать руками, чтобы совершать элементарные магические действия.
Воитель нахмурился, подозревая подвох.
– По-твоему, одолеть такое Зло, с каким мы здесь столкнулись – легко?
– Нет. Не легко. Но сравнительно просто. Как валун на гору затащить: сил тратится много, но сложной такую работу никак не назовёшь.
– А-а…
Я выгребла из печи золу вместе с любыми останками, которые могли в ней быть, и мы с добрым фером, не сговариваясь, двинулись к выходу из дома.
Работа сделана, можно и позавтракать.
Людей снаружи ощутимо прибавилось. Теперь, когда неосязаемый страх не отталкивал смертных от дома пекаря, ожидающая толпа и выросла, и приблизилась.
– Фер Уллахис, как там? – подскочил к нам домовладелец. На нём красовался всё тот же фартук, а лицо выражало робкую надежду.
– Жилище сие очищено, – сообщил рыцарь. – Зло изгнано из него и не вернётся более.
– Но кто навёл порчу? Фер Уллахис, кто это сделал?
– Твоя жена сделала это, заплатив за магию собственной жизнью.
Толпа охнула, частично потрясённая, частично обрадованная. Пекарь застыл с открытым ртом. Я поморщилась. Хотя… всё равно избежать слухов пекарю не удалось бы. Одна радость: за слухами о магии и порче авось да удастся скрыть факт супружеской измены. Самую важную улику я сожгла, а остальное во власти семи богов доброго фера.
Ну, и в режиссёрской воле Котища Безымянного, конечно.
– Я… благодарю вас, фер, – выдавил после мучительной паузы нимало не обрадованный пекарь. – Сколько вы возьмёте с меня за избавление от случившейся беды?
Эрсай покосился на меня.
– За дела, угодные богам Глубоких Небес и моему королю, я не беру платы, – повторил он часть запомнившейся речи. Вот только привычные слова звучали как-то неуверенно. Мгновением позже я поняла, почему: ведь на сей раз рыцарь работал не один.
– Но фер Уллахис, – вставила я, – счёл бы уместным и приятным какой-нибудь простой знак признательности. Например, свежий хлеб, доставляемый каждое утро к его столу в течение всего времени, пока он будет гостить в вашем замечательном городе.
Что бы ни случилось, горожанин остаётся горожанином. Иначе говоря, большинство людей этого сорта чуют свою прибыль сквозь две стены, три запора и аршинный слой земли. Пекарь мигом высчитал, каков будет его расход по назначенной мною повинности – и принялся сгибаться в частых неумелых поклонах, словно кукла на ниточках. Поклоны он делил примерно поровну между фером и мной… так, на всякий случай.
Отделавшись от толпы и возвращаясь в "Золотого петуха", рыцарь мрачно спросил:
– Зачем ты попросила у него хлеба?
– Просто я люблю свежий хлеб, а в "Петухе" он какой-то… не такой. Пресный, что ли?