– Вижу, – неохотно согласился фер Уллахис.
– Наконец-то ты стал похож на самого себя! Никогда не забывай об этой тайной сущности, иначе снова неизбежно будешь обманут. Ну, чего ждёте? Тащите её вниз!
И я позволила "потащить меня вниз". Хотя после всего сказанного мной владел такой мстительный кураж, что я смогла бы порвать оковы, словно гнилые тряпки.
Ну, держись, охотник на ведьм! Держись! Ты ещё не знаешь, с кем связался! Если тебе кажется, что я могу лишь "изрыгать ложь и возмутительные намёки", да и то лишь до поры, пока мне не вставят по твоему распоряжению кляп, я очень болезненно тебя разочарую. Очень!
Не ради меня самой, но ради всех беспомощных женщин, которых ты засудил и казнил (а их, увы, было немало) – берегись!
По роду деятельности я неплохо разбираюсь в пытках. Правда, воспринимаю их под довольно специфическим углом. Для некроманта причинение контролируемой боли, в том числе самому себе – источник магической энергии, а вовсе не средство добиться признания подсудимого. И то сказать, какие признания я могла бы получить от воробьёв, крыс или кошек? "Мяу"? А от червей и пиявок, также используемых в некоторых ритуалах? У них даже лёгких нет, не то что горла и голосовых связок! В общем, когда меня растянули на специальной поворачиваемой раме и сорвали с глаз повязку, чтобы устрашить видом орудий пытки, я лишь поморщилась.
Однако фер Трискель истолковал мою гримасу удобным для себя образом.
– Что, начинаешь трястись? Дрожи, ведьма, дрожи! Скоро мы тебя согреем, ха-ха!
Ага, мысленно добавила я. Примерно так же, как остудили в своей душегубке с мокрицами.
Не буду подробно описывать процедуру дознания. Видимости ради фер Трискель всё-таки удержался в рамках формальных правил, хотя и сильно сократил промежутки между этапами. Так, по канону "О свидетельствах судебных, в том числе добытых принуждением", в просторечии называемому "Пыточным", любого подозреваемого следует сначала допросить без применения угрозы пыткой. Потом – уже на следующем допросе – со словесной угрозой, но без демонстрации палаческих приспособлений. На следующем допросе и только в том случае, если подозреваемый запирается либо явно лжёт, можно продемонстрировать инструментарий, сопровождая это подробным рассказом о том, как всё это действует и какие последствия имеет применение каждого из демонстрируемых предметов. Потом подозреваемый отправляется в камеру, обдумывать своё поведение. И лишь в том случае, если даже после всего перечисленного помянутый подозреваемый продолжает упорствовать, "закоснев во лжи либо молчании своём", его можно подвергнуть пытке. Лёгкой, разумеется, не увечащей. Авторы "Пыточного" канона вообще не рекомендуют активно применять тяжкие пытки, ибо "ведёт сие более к помрачению разума как пытуемых, так и пытающих, ко многим злоупотреблениям и дурным последствиям, чем нежели к отысканию истины".
Фер Трискель, минуя формальности, приказал начать с "алой решётки". Иначе говоря, с бичевания, оставляющего на спине допрашиваемого характерный узор. А я с опозданием поняла кое-что об этом человеке, отнюдь не обрадовавшее меня.
Он оказался моим собратом по силе. Тёмным магом, черпающим силу в чужой боли. Причём сам плохо понимал, отчего ему так приятен вид кричащих жертв "правосудия". Если бы он в полной мере осознавал, чем занимается во время своих дознаний, почему пойманные им "ведьмы" обладают такой потрясающей нечувствительностью к боли (толкуемой, конечно, как проявление их нечеловеческой сущности), он мог бы сойти с ума или перерезать себе глотку. Ведь он был именно тем, за что карал других: магом, жиреющим на чужих страданиях!
Человеческий разум – орудие более чем странное. Он может даровать своему хозяину просто потрясающую слепоту, равную, если не превосходящую, возможную благодаря ему же проницательность…
Проклятье!
Однако моё мысленное обещание разочаровать мучителя начало сбываться раньше, чем я думала. Потому что, стоило бичу в первый раз коснуться моего тела, как я преобразовала свою боль в магию. И настолько быстро, что собственно боли почти не ощутила. А так как я, в отличие от фера Трискеля, вполне понимала, что делаю, и обладала несравненно большим опытом, ему доставались лишь жалкие брызги потока силы. Разочарование, вскоре проступившее на его морде, было просто неописуемо. А когда я улыбнулась и подмигнула ему, фер Трискель и вовсе пошёл какими-то нездоровыми пятнами.
– Хватит! – возопил он. – Ведьма явно не боится бича. Огня! Огня!