Мальчик был в чистой одежде и суетился у камина. Его энергия казалась безграничной. Гетен не помнил, чтобы был таким оживленным в его возрасте.
Он пошел в главный зал, где они с Элофом спали, ели и жили, когда не строили башню, не планировали размещение балок в дневнике и не месили цемент или точили камни во дворе.
— Не оживленный, — буркнул он. Он учился у Шемела, и это было постоянными мучениями. Те уроки по жестокости он точно не будет преподавать своему ученику.
Элоф учился строить, вести ферму, ухаживать за пчелами и делать медовуху. Он продолжал уроки в магии, но только исцеляющей. Гетен не стал бы создавать еще одного некроманта, и точно не еще одного Хранителя Пустоты. Он замер, оглядел пустой зал. Его ждало столкновение, и он не мог оттягивать.
«Этой ночью, — подумал он. — Если Галина сможет уйти со двора».
Он правильно делал, лишая Скирона еще одной смертной пешки. Иначе быть не могло. Боги отдалились от верующих в них, и это расстояние породило безразличие по обе стороны границы Пустоты. Кворегне не нужны боги, которым нравятся страдания народа. Души мертвых могли найти новые тела без помощи богов. Сторонники Одного бога доказывали ошибку, какой был Херра-Томрума. Хранитель был роскошью Скирона, а не необходимостью мира смертных.
Гетен сменил грязные штаны чистыми синими, добавил коричневую тунику и теплые домашние сапоги.
Он вернулся на кухню, Элоф уже наливал овощное рагу из котелка на огне в миску. Ржаной хлеб уже ждал на столе с маслом и остатками летних фруктов.
Гетен откупорил бутылку медовухи и налил им обоим.
Мальчик подал миску ему, потом налил рагу себе. Они ели в уютном молчании.
Гетену нравился Элоф, что удивляло его. Он не ожидал, что сможет легко заметить Магода, но мальчик, как и его предшественник, говорил, только когда нужно было, быстро учился, и, может, из-за общения с принцессой годами, он не преклонялся перед Гетеном. Он был достаточно едким, но кривился, когда не соглашался с наставником. И все же он был умным и обычно оказывался прав. И Гетен не наказывал. Они поладили, и он был рад передать знания Элофу, был рад еще больше, что ему помогали отстраивать Ранит. Он мог оставить рабочих, но с законченными залом и кухней у них было укрытие на зиму. Он разместил мастерскую и кладовую в зале. У них было все, что требовалось, чтобы пережить снежные месяцы.
Честно говоря, Гетен не хотел больше человек вокруг. Их недоверие душило его. Кворегна считала его чудовищем, что бы ни говорила Галина, как бы она ни напоминала тем, кто слушал, что его магия спасла их от худшего тирана. Это не помогало. Мнения не менялись. Подозрения были тяжелым мокрым одеялом, удушающим и холодным.
Он взглянул на Элофа. Он пытался отговорить мальчика от изучения магии, но это было в крови Элофа. Даже сейчас Гетен гадал, могла ли Лаума быть его матерью, а не тетей, и мог ли он быть отцом Элофа. На руках и грудной клетке мальчика были тусклые узоры на коже, и это было сильным аргументом в сторону той правды. Но она оставила тайну, умерла с ней в темной деревне, истекла кровью под старой телегой. Не важно. Он принял мальчика как ученика, потому что Элоф мог стать хорошим целителем, и у него не было семьи, почти не было перспектив. Да и Гетен хотел передать лучшую часть его знаний.
— Я отправлюсь в Татлис после ужина. Меня может не быть несколько дней. Обточи еще несколько камней и закончи ряд ульев, пока меня нет.
Элоф кивнул, жуя. Он привык к отсутствию Гетена.
— Если что-нибудь понадобится, езжай на Педране к деревне.
Элоф проглотил.
— Я сделаю еще свеч.
— Воска хватит? — спросил Гетен. Мальчик кивнул, рот был полон хлеба. — Хорошо.
После ужина Гетен оставил ученика делать свечи у камина. Он прошел во двор и посмотрел на проступившие звезды. Солнце село, оставив лиловый синяк на горизонте. Звезды мерцали на чистом небе, поднялся полумесяц, тонкая полоска серебряного света переливалась, как бриллианты в Серебряном море.
Он должен был дать Галине что-то сияющее и дорогое, кольцо или ожерелье. Хотя ей хватало драгоценных камней. Драгоценные камни короны Урсинума анонимно вернули через ночь после того, как Гетен сообщил округе, что искал их, и что тому, у кого они обнаружатся, поджарят кишки.
Галина отметила:
— А ты гадаешь, почему они тебя боятся, — когда услышала об его угрозе.