— Что, черт побери, это значит? — нетерпеливо спросила Сэлли.
Гриффин сделал успокаивающий жест и обратился к Неизменному:
— Мы не поняли. Они не могут разъяснить поподробней? Один из птицелюдей, самый высокий из трех, раздраженно хлопнул ладонями по столу.
— Она говорит: «Почему мы обсуждаем вес это, если мы не обсуждаем все это?»
Люди обменялись недоуменными взглядами.
— Возможно, — осторожно предположил Гриффин, — вы не допускаете существования такого понятия, как свободная воля?
Птицелюди заговорили между собой, тряся головами с таким энтузиазмом, что было непонятно, как они не калечат друг друга клювами.
— Они говорят: «Свободная, да. Но разве это воля?»
Та часть сознания Старикана, которая не участвовала в процессе наблюдения, почувствовала знакомую, застарелую ярость. Если бы лев заговорил, сказал когда-то Витгенштейн [44], мы бы не поняли его. Воистину так. Старикан вел переговоры с птицелюдьми множество раз, и образ их мышления никогда не совпадал с человеческим. Качество перевода также оставляло желать лучшего.
Неизменный был на редкость прямолинеен и полностью лишен фантазии. Птицелюди выражали свои мысли в совершенно чуждой манере. Все это вместе вело к тому, что понимание между двумя видами разумных существ возникало невероятно редко.
В дверь постучали. В комнату заглянул Джимми.
— Сэр?
Старикан прервал наблюдение.
— Да?
— Вы просили сказать, когда Робо Бой начнет колоться.
— Хорошо. Правда, теперь это почти не имеет значения. Он назвал своих руководителей?
— О да. Он поет, как канарейка, сэр. Как чертов Энрико Карузо. Мы уже уведомили ФБР. Они передали, что с ордером на арест не будет никаких проблем.
— Хоть это радует.
Взмахом руки Старикан выпроводил Джимми из комнаты и перевел время наблюдений еще на час вперед.
Теперь люди сидели на стульях. Наконец-то додумались их попросить. Все, кроме Гриффина, выглядели усталыми и раздраженными, он один обладал достаточным опытом, чтобы скрывать злость и держаться с достоинством.
— Объясните нам смысл проекта.
Наконец-то они дошли до сути! Старикан покинул обсуждение. То, что сейчас последует, необходимо участникам переговоров, а ему уже давно известно.
Птицелюди подарили человечеству машину времени по одной простой причине: они хотели изучить вид homo sapiens. Подарок повлек за собой создание Неизменного — инструмента, максимально приближенного к человеку, способного адекватно наблюдать и регистрировать его поведение.
Но была и вторая причина.
Птицелюди желали наблюдать людей, занятых типично человеческой деятельностью. Круг наблюдений оказался довольно широк, но, судя по поведению Неизменных, квинтэссенцией человеческих занятий птицелюди считали бюрократию и научные исследования.
Из этих двух, в свою очередь, наиболее интересной им представлялась наука. Поэтому они и создали условия, в которых ученые могли заниматься ею с полной отдачей. Человечеству подарили мезозой.
В свое время эта новость тронула Старикана так же сильно, как когда-то в детстве его поразил тот факт, что дельфины, оказывается, любят людей. На самом деле человек — редкостная сволочь. И очень приятно, что другие виды разумных существ почему-то считают его достойным любви.
Когда некто без всякой задней мысли верит, что смысл твоей жизни — открывать что-то новое, начинаешь смотреть на себя другими глазами.
Хочется оправдать доверие.
Старикан перемотал запись событий и поставил прибор на паузу, чтобы сделать распоряжение. Вернувшись, он увидел, что в комнату для переговоров вошел еще один Неизменный и что-то сказал.
Сэлли и Молли поднялись и вышли вместе с ним.
Это был жест благородства. Обе женщины устали до слез, а переговоры будут продолжаться еще не один час. Поэтому Старикан организовал для них небольшую экскурсию.
— Посмотри! — воскликнула Молли. — Модели плавающих башен. Точно такие же, как та, где живет Гертруда.
— Нет. — Сэлли выловила одну башенку и подняла вверх, чтобы Молли хорошенько рассмотрела подводный пузырь, обеспечивающий башне плавучесть, и переплетение корешков, придававшее ей устойчивость. — Это не модели, это ростки.
Неизменный привел их вниз, к переплетению корней странного дерева-дома. Вокруг виднелось множество луж с темной стоячей водой. В воздухе пахло хвоей.
— Ты хочешь сказать, они их выращивают?
Из воды, вытянув шею, выскочил птицечеловек. От неожиданности Молли вскрикнула и отшатнулась. Существо выпрыгнуло из лужи, отряхнулось, как утка, и исчезло в одном из коридоров.
Старикан еще немного промотал вперед запись наблюдений. Теперь женщины стояли высоко в кроне дерева-дома. Солнечные зайчики плясали на их лицах, легкий бриз раскачивал ветки.
Молли сморщила нос.
— Могли бы построить что-нибудь получше, с их-то технологиями.
Повсюду располагались гнезда, небрежно сделанные, все в белых пятнах, набитые пищащими детенышами птицелюдей.
— Ты должна посмотреть на это с их точки зрения, — не очень убежденно сказала Сэлли. Потом пожала плечами. — Я…
Старикан пропустил еще кусок.
Теперь они стояли на площадке чуть выше крон деревьев. Неизменный показывал вдаль, на линию горизонта. Молли, смеясь, повернулась, чтобы посмотреть, и застыла в изумлении и страхе. Сэлли молча стояла позади нее.
Старикан раздраженно переключился на Гриффина и Джимми. Ему нужен результат, а не эмоции.
— Он говорит: «Да, мы можем дать вам оборудование, которое вы просите. Да, вы можете спасти ваших друзей. Нет, не в первоначальной точке контакта. Не через шесть месяцев. Уже записано, что этого не случилось. В следующей точке контакта. Через два года. Но вы этого не захотите».
Гриффин выпрямился. Прошли уже долгие часы с начала переговоров. И он заметно вымотался.
— Что вы имеете в виду? Конечно, нам необходимо оборудование. Спасибо. Мы возьмем его.
Наступила долгая тишина.
— Почему мы этого не захотим? — спросил Джимми.
В ответ раздалось низкое ворчание, его издал один из трех хозяев, Гриффин даже не понял — который.
— Он говорит: «Вы не захотите, потому что проект закрывается».
— Что?!
— Он говорит: «Линия, в которой мы подарили вам путешествия во времени, подлежит уничтожению».
— Когда?
— Он говорит: «Сразу после окончания переговоров».
Начались восклицания и вопросы, возникла даже небольшая перебранка, не имеющая, впрочем, никакого смысла.
Просто сдаться без спора было чуждо человеческой натуре. Старикан пропустил большую часть и вернулся, снова забравшись в сознание Сэлли.
— А как же Гертруда? Она же из другой временной линии, а мы с ней встретились, и ничего! — услышал он. — Значит, вы умеете сводить эти линии? Зачем же тогда закрывать нашу? Почему бы вам не повторить то же самое, что вы сделали со мной и Гертрудой?
Долгое время говорил один из птицелюдей. Неизменный перевел:
— Она говорит: «Это сделано временно. Даже если бы это было возможно, это было бы невозможно».
— Я не понимаю!
— Она говорит: «Временная линия, которая содержит объекты нашего наблюдения, содержит также и нас самих. Мы знали это с самого начала. Мы знали, что, закончив изучение людей, мы вместе с ними должны раствориться во временной петле. Это цена. Путешествия во времени возможны только при таких условиях».
— Тогда зачем? — воскликнул Джимми. — Зачем вообще весь этот проект?
Говорившая показала клювом сперва на Гриффина, потом на Сэлли.
— Она сказала: «Они понимают».
Один из птицелюдей встал и подошел к дальней стене комнаты. За ним — второй. В углу поблескивал темной водой маленький пруд. Один за другим птицелюди прыгнули туда и исчезли.
Не дожидаясь, пока третья пойдет следом, Гриффин быстро произнес:
44
Витгенштейн Людвиг Иосиф Иоганн (1889 — 1950) — австрийский философ и логик, представитель аналитической философии