— Ты умеешь?
— Совсем немного, — поморщился Рони. — Кстати, Хельдим нас ещё на третьем курсе учил наносить защиту от подобных атак на обычные рубахи.
— И много ударов такая зачарованная рубаха способна выдержать?
— Как минимум, один удар, если ткань целостна, — произнёс он. — Но для серьёзной защиты будь готов соорудить себе послойный комплект.
— Это как?
— Ну, например, рубаха, поверх неё плотная куртка, а сверху ещё и кольчуга. Если наносить письмена на хороший доспех, то эффект будет ещё лучше. Впрочем, многое зависит от размера знака, количества слоёв, объёма вложенной энергии… В общем, нюансов хватает.
— Ты, значит, больше магическими письменами увлекаешься, чем стихийной магией? — понял я.
— Можно и так сказать.
— А этот твой знак на руке, он большую область тела защищает?
— Одну конечность.
— Что с ним будет, если преодолеть лимит защиты?
— Если он останется целым, то достаточно будет снова наполнить энергией, — ответил Рони. — Письмена на теле всегда более глубокие. Они, конечно, со временем тоже изнашиваются, но всё-таки держатся надёжнее, чем на том же дереве или металле.
— Почему на другие части тела не наносишь?
— Я же говорил: плохо заживают, — произнёс он. — С ранами возни много. Да и больно это.
Я призадумался. Защита на одежде — это, конечно, интересно, но вот защита прямо на теле… Последнее звучало гораздо интереснее. Мне бы такое не помешало.
— Нанесёшь мне защиту от огня на обе руки? — спросил я. — Хочу попробовать.
— Что?.. — опешил Рони. — На обе руки?
— Да.
— Мне кажется, это плохая идея.
— Почему?
— На обычных людей знаки никто в здравом уме не наносит.
— Так я маг, Рони.
— Ты даже не посвящённый, — возразил он. — Тебе нужно быть минимум младшим заклинателем.
— С чего это вдруг?
— Придётся постоянно залечивать рану, а ещё знак надо наполнять энергией. Ты должен будешь делать всё сам. Я тебе не помощник, понимаешь? Не забыл правило? Раз ты учился на целителя, должен знать назубок.
— «Не вливай в другого мага энергию больше положенного», — процитировал я, наморщив лоб.
— Вот именно! Один раз ещё можно, когда я запечатаю знак, а потом уже никак.
— А знакам нужно много энергии?
— Не то чтобы много, — сказал Рони. — Дело даже не в них. Первое время львиная доля силы уйдёт на заживление раны — весь день напролёт придётся этим кропотливо заниматься. Замучаешься!
— Меня вполне устраивает.
Рони устало вздохнул:
— Ты же сам сказал, что у тебя проблемы с объёмом доступной энергии.
— Зато с концентрацией проблем нет. Я знаю, как эффективно лечить раны.
— Ты не сможешь исцелить себя, — цокнул языком он. — Мне наверняка придётся убрать знак, чтоб ты не помер.
— Поверь, смогу, — сказал я и приврал: — У меня от природы всё хорошо заживает.
— От какой ещё природы?
— Я ведь Кастволк.
— И что?
— У меня превосходное здоровье, доставшееся от предков. Я крепче обычных людей.
— Безрассудство чистой воды.
— Я уверен в своих силах.
Рони замолчал, погрузившись в раздумья. Его взгляд блуждал по страницам книги, но мысли явно витали где-то далеко. Я видел, как он хмурит брови и покусывает губы, словно взвешивая все «за» и «против».
— Один-единственный защитный знак в качестве эксперимента, — наконец сказал он. — Если вдруг что-то пойдёт не так, сразу же сведём его.
— Отлично, — просиял я. — И какой знак? От огня?
— Пусть будет защита от огня, — произнёс он, перелистнув несколько страниц своей книги. — Знак Имгли. Но только один слой — не больше!
— Как скажешь.
— На какую руку будем наносить?
— Давай на правую.
— Снимай одежду, — скомандовал он, доставая что-то из тумбочки.
Я разделся по пояс и замер в ожидании. Рони достал небольшую деревяную баночку и насыпал из неё щепотку какого-то тёмного порошка на блюдце. Добавив чуть-чуть воды и тщательно перемешав всё, он сказал:
— А вот и наша краска.
— Что мне делать?
— Садись на табурет.
Я уселся, и Рони снова скомандовал:
— Не двигайся.
Он принялся медленно, штрих за штрихом, вырисовывать на моем предплечье знак Имгли, практически не дыша. Закончив, он с минуту изучал получившийся рисунок, а затем спросил:
— Готов?
— Да.
— Постарайся не дёргаться и не кричать.
— Будет больно?
— Не то слово.
— Ничего, потерпим.
Нависнув над моей рукой, он кончиком пальца повторил в воздухе тот же самый рисунок и вдруг замер. Спустя мгновение я почувствовал лёгкое покалывание. Ощущение быстро нарастало, переходя в неприятное жжение, словно кожу разъедало кислотой. Я стиснул зубы, пытаясь сдержать рвущийся наружу стон. Боль становилась всё сильнее, расползаясь огненными языками по всему предплечью.