Обитают они на побережье и на склонах холмов, в широко раскинувшейся карикатуре на город, известной как Окраина; и вот там-то их жизнь началась заново.
1
Заметив его, она застыла в нескольких шагах от лестницы.
— Простите, — поспешно сказал он, — я не хотел вас напугать.
Женщина в серо-черном пальто даже не моргнула и не двинулась с места.
— Что вам нужно?
Он припас на этот случай целую речь, но теперь все позабыл.
— Поговорить. Хочу с вами поговорить.
Брайар Уилкс зажмурилась, потом открыла глаза и спросила:
— Вы по поводу Зика? Что он на сей раз натворил?
— Нет-нет, он тут ни при чем, — заверил посетитель. — Мэм, я рассчитывал побеседовать с вами о вашем отце.
Ее плечи тут же обмякли, настороженной напряженности как не бывало. Она покачала головой:
— Вот оно что. Богом клянусь, все мужчины в моей жизни, они… — Она осеклась, затем продолжила: — Мой отец был тираном, и все, кого он любил, жили в страхе перед ним. Вы это хотели услышать?
От входа и от гостя ее отделяли одиннадцать перекошенных ступенек. Он подождал, пока она взберется по лестнице, и только тогда подал голос:
— А это правда?
— Скорее да, чем нет.
Женщина встала перед ним, стискивая в руках связку ключей. Ее макушка оказалась вровень с его подбородком. Ключи почему-то были нацелены ему в живот. Он вовремя сообразил, что загораживает ей дверь, и отступил в сторону.
— И долго вы меня тут ждете? — поинтересовалась она.
Он был не прочь солгать, но взгляд женщины пригвоздил его к стене.
— Несколько часов. Хотел встретить вас, как вернетесь домой.
Дверь щелкнула, лязгнула и рывком открылась.
— Я взяла на станции внеочередную смену. Могли бы заглянуть попозже.
— Прошу вас, мэм. Разрешите войти?
Женщина пожала плечами, но и «нет» не сказала, не оставив торчать на холоде, так что он скользнул за ней, прикрыл дверь и подождал, пока она искала и зажигала лампу.
Она отнесла лампу к камину, где давно уже прогорели дрова. У каминной полки обнаружились кочерга, мехи и плоская железная коробка с щепками на растопку. Хозяйка поковыряла кочергой почерневшую массу и нашарила на дне несколько тлеющих угольков.
Их осторожно раздули, добавили горстку щепок, еще парочку поленьев — и вот уже лениво заиграло пламя.
Брайар выпростала руки из рукавов и повесила пальто на крючок. Без верхней одежды ее тело выглядело тощим, словно она слишком много работала и слишком мало или плохо питалась. На перчатках и высоких коричневых ботинках осела заводская копоть, она была одета в брюки, как мужчина. Длинные черные волосы были стянуты узлом на затылке, но после двух смен прическа растрепалась, тяжелые пряди свисали как придется, гребни не удерживали прическу.
Ей было тридцать пять, и выглядела она в аккурат на свой возраст.
Перед оживающим, пышущим светом камином стоял большой старинный стул, обитый кожей. Брайар плюхнулась на него.
— Скажите мне, мистер… Простите, вы не назвались.
— Хейл. Хейл Куортер. И должен признать, встреча с вами — большая честь для меня.
На миг ему показалось, что она вот-вот рассмеется, но — нет.
Женщина протянула руку к небольшому столику и взяла кисет.
— Ну что же, Хейл Куортер, выкладывайте. Зачем вам понадобилось меня подкарауливать в такую-то непогоду?
Из кисета были извлечены клочок бумаги и добрая щепоть табака. Хозяйка умелыми движениями скрутила сигаретку и подпалила ее от лампы.
Пока что правда шла гостю на пользу, и он решился на очередное признание:
— Я знал, что вас не будет дома, когда шел сюда. Мне сказали, если я к вам постучусь, то вы застрелите меня через дверной глазок.
Кивнув, она откинулась затылком на кожаную спинку.
— Да, слышала такую историю. Отпугивает не так много народу, как можно подумать.
Трудно было понять, подтверждает она слухи или отрицает.
— Тогда спасибо вам вдвойне — за то, что не застрелили, да еще впустили к себе.
— Пожалуйста.
— Разрешите… разрешите, я присяду? Вас это не побеспокоит?
— Как угодно, но долго вы здесь все равно не пробудете, — с уверенностью сказала она.
— Вы не хотите разговаривать?
— Да, о Мейнарде я разговаривать не хочу. И мне нечего сообщить о том, что с ним случилось. Истины не знает никто. Но вы можете задавать любые вопросы, какие пожелаете. И вольны удалиться, когда начнете меня утомлять или когда вам наскучит слушать, как вам на разные лады твердят: «Я не знаю», — тут уж кому из нас дольше хватит терпения.