«Мерседес» как вихрь несется по шоссе, ни к чему так быстро.
— Сбавь, Мария! Слышишь?
— Куда ведет эта дорога?
— Следуй по указателям на мост Джорджа Вашингтона и, бога ради, сбавь скорость!
Мария отняла одну руку от баранки, чтобы откинуть волосы со лба, — вся рука, от плеча до пальцев, заметно дрожала. Можно ли ей в таком состоянии доверять машину? — мелькнула мысль у Шермана. Но лучше ее сейчас не отвлекать. У него у самого сердце колотится о ребра, словно с цепи сорвалось в грудной клетке.
— Вот говно, у меня руки трясутся! — выругалась Мария. Он до сих пор не слышал, чтобы она употребляла такие слова.
— А ты успокойся. Все в порядке, мы уже выбрались.
— Но куда мы тут попадем?
— Не нервничай. Следуй по указателям на мост Вашингтона, и все.
— Вот говно, мы же так и ехали!
— Да успокойся ты, в самом деле! Я тебе скажу, где сворачивать.
— Смотри опять не наложи в штаны, Шерман.
Шерман сдавил ручку баула у себя на коленях, словно вторую баранку. И заставил себя не отрывать взгляд от дороги. Впереди над автострадой показался дорожный знак КРОСС-БРОНКС МОСТ ВАШИНГ.
— Что значит Кросс-Бронкс?
— Не важно. Поезжай дальше.
— Какого говна, Шерман?
— Да все в порядке. Мы правильно едем.
Лоцман. Он смотрит на белую полосу, тянущуюся посреди проезжей части. Смотрит так упорно, что в глазах все начинает расползаться… белая линия… указатель… полосы… задние огни… Никакой связной картины… Он видит все врозь… по частям… по деталям… по молекулам!.. Господи Иисусе! Я потерям рассудок! Сердцебиение… Но потом — щелчок! — и все встало на свои места.
Над головой новый указатель:
МАЙОР ДИГАН МОСТ ТРАЙБОРО
— Видишь, Мария? Мост Трайборо. Сворачивай туда.
— Ты что? Нам же нужен мост Джорджа Вашингтона!
— Да нет же! Трайборю! Это прямая дорога на Манхэттен.
Съехали. Опять знак над головой:
УИЛЛИС АВ.
— Где это, Уиллис авеню?
— По-моему, в Бронксе.
— Черт!
— Прижимайся влево! Все правильно.
— Вот черт!
Огромный знак поперек шоссе:
ТРАЙБОРО.
— Вот видишь?
— Вижу.
— Теперь держись правее. Тут съезд в правую сторону.
Шерман в подтверждение сжимает баул у себя на коленях и проделывает им правый поворот. Рядом сидит Мария в парижском ярко-синем жакете с вот такими подложенными плечами… испуганная зверушка под широкими синими парижскими плечами… Они едут в «мерседесе» за 48000 долларов, оснащенном шикарными авиационными приборами… Только бы вырваться из Бронкса!
Вот съезд. Шерман вцепился что было силы в несчастный баул, словно сейчас должен налететь смерч, сбить их с верной дороги — и швырнуть обратно в Бронкс!
Съехали. Впереди — длинный пологий спуск, ведущий к мосту Трайборо и дальше — в Манхэтген.
XaaxxxKaaxxxIXaaocxx!
— Шерман!
Он повернулся к ней. Она тяжело дышит, хватает ртом воздух.
— Ну вот и все, дорогая.
— Шерман, он его швырнул прямо в меня!
— Что швырнул?
— Да колесо же!
А ведь правда, покрышка ударила в стекло прямо перед ее лицом. Но в памяти Шермана мелькнуло и еще кое-что… чпок!.. толчок заднего бампера, и нет щуплого парнишки. У Марии вырвалось рыдание.
— Слушай, возьми себя в руки. Теперь совсем недалеко.
Она шмыгнула носом.
— Господи…
Шерман протянул левую руку и стал массировать ей затылок.
— Ты молодчина. Вела себя как герой.
— Ох, Шерман.
Особенно нелепо — он сам чувствует, как это нелепо, — что его подмывает улыбнуться. Я ее спас! Я — ее защитник! Он продолжал массировать ей затылок.
— Это была всего лишь покрышка, — говорит защитник, упиваясь ролью утешителя слабых. — А то бы разбилось лобовое стекло.
— Он бросил… прямо в меня.
— Знаю, знаю. Но теперь все в порядке. Все позади.
Но мысленно он слышал: чпок! — и нет щуплого парнишки.
— Мария, по-моему, ты… то есть мы одного из них сбили.
Ты… Мы… Глубокий патриархальный инстинкт уже назойливо подталкивает взять вину на себя.
Мария молчит.
— Знаешь, когда нас занесло… Был такой вроде бы звук… звучок: чпок!
Мария ничего не говорит. Шерман смотрит вопросительно. Наконец она отозвалась:
— Д-да… Может быть, не знаю. Плевать, Шерман! Главное, мы оттуда выбрались!
— Ну ясно, это главное, но…
— О господи, Шерман! Это был какой-то кошмар!
И она стала давиться рыданиями, не сбавляя скорости и внимательно глядя вперед через лобовое стекло.
— Все позади, дорогая. Теперь все хорошо.
Он еще немного помассировал ей шею. Щуплый мальчишка только что стоял там. Чпок! И его там уже нет.
Движения на автостраде все прибавлялось. Рой красных задних огней впереди увильнул под путепровод, и начался пологий подъем. Скоро мост. Мария сбавила газ. Площадь с турникетами раскинулась в темноте бетонным пространством, мутным и чуть в желтизну от света фонарей. Красные огни разобрались на стайки перед каждой будкой. А впереди уже ощущалась густая чернота Манхэттена.
Весомая… в огнях… и столько народу… Столько людей окружают Шермана на этом желтом бетонном пятаке… и хоть бы один догадался, что он сейчас пережил!
Шерман выждал, пока они не выехали на проспект ФДР и не покатили вдоль берега Ист-Ривер к себе, в белый Манхэттен, и Мария окончательно успокоилась, и только тогда снова завел разговор на эту тему:
— Так как по-твоему, Мария? Может, заявить н полицию?
Она не ответила. Он повернул к ней голову; она хмуро смотрела на дорогу.
— Как ты считаешь?
— Зачем?
— Ну, просто я подумал…
— Шерман, заткнись. — Она проговорила это тихо, даже ласково. — Не мешай мне спокойно вести машину.