Ему совсем не улыбалось вытаскивать отсюда какого-то незнакомца. Он не затем приехал на этот чертов остров, чтобы разыгрывать из себя доброго самаритянина. Если это окажется кто-нибудь из туземцев, он посоветует ему не волноваться и прямиком отправится в ближайший бар. Курорт почти пуст, но должен же быть кто-то, кто обязан вытаскивать отсюда пострадавших.
Стон раздался ближе.
Марти уже мог видеть море. Утесы лавы стали ниже, круто обрываясь вниз. Нужно быть осторожнее; не хватало еще завершить отпуск, загремев вниз головой в Тихий океан.
Марти нашел тропинку и спустился к полосе прибоя. Там лежал человек – не Ник и не Томми. И человек этот был мертв. Марти сразу это понял. Кто бы ни стонал, это не мог быть этот несчастный.
Подойдя ближе, Марти увидел, что это мужчина – невысокий, почти обнаженный, с узлами мышц под бледной кожей. Похоже было, что он утонул уже давно; кожа выбелилась водой, и пальцы напоминали жирных белых червей, копошащихся в песке. В длинных волосах его запутались водоросли, один глаз слепо глядел вверх, а на месте другого зияла впадина. Из открытого рта человека выполз маленький краб. Нет, он никак не мог кричать.
Борясь с тошнотой, Марти подошел еще ближе. Теперь он чувствовал запах – сладкую вонь разложения, смешанную с йодистым ароматом водорослей. Труп лежал на берегу, на черном лавовом ложе, должно быть, занесенный сюда волнами.
Он дотронулся до тела клюшкой, и оно легко перекатилось на бок.
– Черт, – прошептал Марти.
На спине у человека был горб, как у Квазимодо; кроме этого, все его тело казалось измятым и изломанным, как будто прибой долго колотил его о скалы.
На горбе была замысловатая татуировка.
Марти нагнулся над телом, стараясь не втягивать в себя воздух.
Татуировка изображала акулью пасть, протянувшуюся по спине от одной подмышки до другой. Пасть была открыта, и ее наполняли белые острые зубы. Изображение было выполнено с поразительным искусством и казалось объемным.
«Кто-то из местных», – решил Марти.
Сейчас он вернется, пропустит пару стаканчиков с Томми и Ником, а потом сообщит администрации, что нашел утопленника. Спешить некуда – парню все равно уже ничем не поможешь.
Марти потрогал черную поверхность татуировки клюшкой. Внезапно ее конец провалился в отверстие.
Чертыхнувшись, Марти дернул клюшку на себя, но опоздал – акульи зубы сомкнулись на металле. Он потерял несколько драгоценных мгновений, пытаясь вырвать клюшку – это был подарок Ширли, его нынешней подруги, – но потом отдернул руки, будто клюшка жгла их, и повернулся, чтобы бежать.
Не успел он сделать и трех шагов, как в скалах перед ним что-то зашевелилось.
– Томми? – прошептал он. – Ник? – И тут увидел, что это не Томми и не Ник.
В просветах лавовых глыб метались неясные тени.
«Я не закричу, – подумал Марти, чувствуя, как по ногам его стекают горячие струйки мочи. – Я не закричу. Этого не может быть. Это просто какая-то дурацкая шутка, как в тот раз, когда Томми притащил на мой день рождения шлюху в полицейском мундире. Я не закричу».
Приоткрыв рот, он сделал осторожный шаг назад.
Акульи зубы сомкнулись на его запястье.
Тут уже Марти не смог сдержать крик.
Томми и Ник остановились и прислушались. Крики были настолько громкими, что заглушали вой ветра и неумолкающий грохот прибоя.
Томми повернулся к Нику:
– Должно быть, сломал свою чертову ногу.
– Или это змея, – задумчиво предположил Ник. Его лицо в отблеске вулканического света было мертвенно-бледным.
Томми извлек из кармана злополучную сигару и опять сунул ее в рот.
– На Гавайях нет змей, балда. Я просто шутил.
Ник метнул на него свирепый взгляд.
Вздохнув, Томми направился к лавовому лабиринту.
– Эй! – окликнул его Ник. – Ты что, собираешься лезть в это овечье дерьмо?
– А ты что, предлагаешь бросить его?
Ник на секунду задумался:
– Может быть, сходить за помощью?
Томми скорчил гримасу:
– Ага, а он за это время куда-нибудь провалится. А мы вернемся домой и скажем Конни и Ширли, что бросили Марти умирать. То-то они нас похвалят.
Ник кивнул, но не тронулся с места.
– Так ты идешь? Или останешься здесь, чтобы Марти до конца дней считал тебя трусом?
Ник, подумав, отошел от тележки, потом вернулся и взял клюшку.
– Зачем это?
– Не знаю. Может, там кто-то есть.
Крики тем временем смолкли.
– Конечно. Там Марти.
– Я имею в виду, кто-то еще.
Томми осуждающе покачал головой:
– Слушай, это Гавайи, а не Нью-Йорк. Здесь не может быть никого, с кем мы не могли бы справиться.
Он пошел по следам, оставленным кроссовками Марти на белом песке.
Через минуту крики возобновились. На этот раз кричали двое. Поблизости не было никого, кто мог бы их услышать, и только вдалеке равнодушно мерцали огни курорта.
Минуты через три все стихло, и остались только вой ветра и шум волн, накатывающихся на берег.
Глава 2
Славны дети Гавайев,
Навеки с землей неразлучные,
Когда близок приход
Предвестника Зла вероломного,
В ненасытном коварстве
Извратившего сущность вещей.
В Сентрал-парке шел снег. С пятьдесят второго этажа своей башни, выстроенной из стекла и бетона, Байрон Трамбо смотрел, как снег засыпает черные скелеты деревьев далеко внизу, и пытался вспомнить, когда он в последний раз гулял по парку. Очень давно. Похоже, еще до того, как заработал первый миллиард. Да, теперь он вспомнил – это было четырнадцать лет назад, когда он, двадцатичетырехлетний, явился из Индиана-полиса завоевывать Нью-Йорк. Он вспомнил, как смотрел на нависающие над парком громады небоскребов и думал, в каком из них разместит свою контору. Не так уж много времени спустя он выстроил свой собственный пятидесятичетырехэтажный небоскреб, на верхних четырех этажах которого размещались его офисы и пентхауз.
Критики-архитекторы именовали башню Трамбо не иначе как «фаллическим монстром». Другие называли ее «башней Трамбо», но он постарался задвинуть это название подальше – оно слишком напоминало Дональда Трампа, которого он терпеть не мог. В итоге к зданию прилипло имя «Большой Т», как часто называли и его создателя. Трамбо нравилось это имя – оно хорошо подходило небоскребу, особенно его верхним этажам, похожим на капитанский мостик самого большого в мире корабля. Сейчас Трамбо крутил педали тренажера в своем кабинете, у стыка двух стеклянных стен, образующего как бы выступ высоко над Пятой авеню и парком. Снег валил так густо, что Трамбо с трудом мог разглядеть, что происходит внизу.
Но в данный момент он не смотрел вниз. Он говорил по телефону, одновременно продолжая крутить педали. Лицо его покраснело от напряжения; хлопчатобумажная белая майка была мокрой от пота.
– Что значит «еще трое туристов исчезли»?
– Это значит, что они исчезли, – ответил голос Стивена Риддела Картера, менеджера курорта Мауна-Пеле на Гавайях, принадлежащего Трамбо. Голос был сонным – на Гавайях еще стояла глубокая ночь.
– Черт возьми! А откуда ты знаешь, что они исчезли? Может быть, просто где-то гуляют.
– Они не выходили с территории. На воротах круглосуточно дежурит человек.
– Так они могут быть внутри курорта. В одной из этих – как их называют? – хале. В этих хижинах из травы.
В трубке раздалось что-то похожее на легкий вздох.
– Эти трое отправились вечером играть в гольф, мистер Трамбо. Когда они не вернулись к десяти, наши парни отправились на поле и нашли там их тележки.
– Черт возьми, – повторил Байрон Трамбо, жестом подзывая к себе Уилла Брайента.
Его первый помощник кивнул и снял вторую трубку.
– Другие исчезали не на поле для гольфа, так ведь?
– Да. Двух калифорниек в прошлом ноябре в последний раз видели на конной прогулке у скал с петроглифами. Семья Майерсов – родители и четырехлетняя дочь – пошла после заката погулять к бассейну и не вернулась. Повар Паликапу шел с работы через поле лавы к югу от тропы.
Уилл Брайент показал шефу пятерню и еще четыре пальца на другой руке.
– Итого, теперь их девять.
– Простите, мистер Трамбо?
– Ладно, Стив. Проехали. Слушай, ты должен хранить это в тайне хотя бы пару дней.
– Пару дней? Мистер Трамбо, это невозможно. Репортеры все узнают от полиции, а она будет здесь, как только я позвоню.
– Не звони. – Трамбо перестал крутить педали.
В трубке замолчали. Потом жалобный голос сказал:
– Это противозаконно, сэр.
Байрон Трамбо, прикрывая трубку рукой, повернулся к Уиллу Брайенту:
– Кто взял на работу этого мудака?
– Вы сами, сэр.
– Я взял, я и уволю. – Он убрал ладонь с трубки. – Стив, ты здесь?
– Да, сэр.
– Ты знаешь, что завтра у меня в Сан-Франциско встреча с командой Сато?
– Да, сэр.
– Ты знаешь, как важно для меня избавиться от этого чертова курорта, прежде чем мы потеряем большую часть вложенных в него денег?
– Да, сэр.
– Ты знаешь, как глупы Хироси Сато и его инвесторы?
Картер промолчал.
– В восьмидесятых эти парни потеряли половину своих денег, скупая недвижимость в Лос-Анджелесе, а теперь готовы потерять вторую половину, вложив ее в Мауна-Пеле и другие убыточные проекты на Гавайях. Поэтому, Стив… Эй, Стив?