– Сладко. Интересно, что они туда кладут?
– Всего понемногу. Похоже на холодный чай с вишневым ликером и еще четырьмя видами алкоголя. Еще пара бокалов, и я начну голая танцевать на стойке.
Элинор попыталась представить это зрелище, но быстро отогнала возникшую перед ней картину.
– Кстати, как вам этот Пол?
– А что с ним такое?
Корди улыбнулась:
– По-моему, Нелл, он к вам неравнодушен.
Никто на памяти Элинор не произносил таких фраз в ее адрес. Она долго собиралась с ответом.
– Вам показалось.
– Ага, – согласилась Корди.
– Мне совсем не интересен доктор Кукали.
Она сама слышала, как деревянно это звучит – и к чему ей оправдываться? – но ничего не могла с собой поделать.
– Я знаю. – Корди продолжала улыбаться. – Но не уверена, что он испытывает те же чувства. Мужчины иногда такие непонятливые.
Элинор решила переменить тему:
– В любом случае, доктор Кукали сегодня уезжает в Хило. Он приезжает в Мауна-Пеле только раз в неделю.
– Не думаю. По-моему, он сегодня остался здесь.
Элинор отпила еще глоток. «Пламя Пеле» было сладким, но приятным на вкус.
– Почему вы так думаете?
Корди кивнула в сторону входа в бар:
– Потому что он только что вошел сюда и сейчас идет к нам.
14 июня 1866 г., вулкан Килауэа
Когда преподобный Хеймарк провалился сквозь корку лавы, моей первой мыслью было: «Сейчас огонь вырвется оттуда и пожрет нас всех!» Этого не случилось, так как грузный служитель церкви застрял в отверстии, хватаясь за его край руками.
– Не приближайтесь! – закричал преподобный, но его альтруизм пропал зря – ни я, ни мистер Клеменс все равно не могли сделать и шагу, чтобы спасти нашего проводника. Ужас приковал нас к месту.
Кое-как преподобный сам выкарабкался из дыры и на четвереньках отполз в сторону. Потом он подобрал фонарь и, шатаясь, поднялся на ноги, освещенный красным мерцанием магмы.
– Ищите тропу, – сказал он дрожащим голосом. – Она должна быть тверже, чем эта поверхность.
Мы с мистером Клеменсом начали оглядываться, не двигаясь с места, но поверхность везде казалась одинаковой. Если тропа и отличалась чем-то, эти отличия были не видны в зыбком свете фонарей. Мы безнадежно заблудились на этой тонкой кромке над бездонным озером лавы.
– Быстрее, – скомандовал преподобный Хеймарк, – потушите фонари.
Мы с мистером Клеменсом усомнились в действенности подобного средства, но последовали примеру нашего проводника. Все погрузилось в темноту, подсвеченную только адским светом лавового озера и многочисленных трещин.
– Я заметил, что мы сбились с пути, не по виду поверхности, а по звуку. – Преподобный говорил шепотом, словно от любого громкого звука лавовая корка могла проломиться под нами.
– Как это? – спросил мистер Клеменс.
– Тропа гладкая. А эта поверхность покрыта иголками лавы. Вот послушайте. – Он шаркнул ногой, и мы явственно услышали хруст ломающихся тоненьких иголочек. – По этому звуку я понял, что мы заблудились.
Я опять всмотрелась в темноту. Ничего похожего на тропу не было видно.
– Закройте глаза, – скомандовал преподобный и сам сделал это, осторожными движениями ощупывая почву вокруг себя.
Мы с мистером Клеменсом сразу поняли мудрость такого маневра и, закрыв глаза, начали шаркать по поверхности ногами, вслушиваясь в звук. Со стороны мы могли показаться смешными – трое путешественников, стоящие в кромешной темноте на одной ноге, а другой выделывающие балетные па, содрогающиеся от страха с каждым новым шагом в неизвестность. Я все время ожидала, что сейчас вся поверхность треснет и проломится у нас под ногами, как подтаявший лед.
– Нашел! – крикнул внезапно Сэмюэл Клеменс.
Открыв глаза, мы с преподобным увидели, что корреспондент ушел далеко влево и, широко расставив ноги, топает одной из них. Не знаю, как он ухитрялся сохранять равновесие в такой забавной позе.
– Звук другой, – сказал он. – Нужно сделать еще пару шагов, чтобы убедиться.
– Прошу вас, осторожнее, мистер Клеменс, – сказала я, сознавая всю абсурдность своих слов.
Корреспондент улыбнулся мне из-под густых усов. Красный отблеск делал его похожим на демона.
– Мисс Стюарт?
– Что?
– Если эта корка не выдержит, передадите послание в Калифорнию?
Мое сердце екнуло:
– Конечно, мистер Клеменс.
– Будьте так любезны, скажите каждой из тех юных леди, по которым я страдал, что ее имя было последним на моих устах.
На эту бестактную тираду я ответила только:
– Идите, мистер Клеменс.
Корреспондент прыгнул вперед и приземлился на обе ноги, как играющий мальчишка. Поверхность выдержала. Он нагнулся, ощупал ее руками и крикнул:
– Тропа здесь! Я ее вижу!
Через несколько шагов мы с преподобным Хеймарком стояли на твердой поверхности. Так закончился мой самый долгий в жизни путь. Убедившись, что это именно та тропа, по которой мы шли к огненному озеру, мы пошли обратно, внимательно глядя под ноги. Узкие трещины, которые так пугали меня по пути туда, теперь казались детскими игрушками по сравнению с ужасами Хале-Маумау и нашего пути назад.
Уже почти рассвело, когда мы вскарабкались по тысячефутовой лестнице и достигли края кратера. Ханануи ждал нас там, встрепенувшись при нашем появлении, как верный пес, радующийся возвращению хозяев. Однако из его сбивчивого рассказа стало ясно, что его привела сюда не любовь к нам. Ночью в «Доме у вулкана» произошло что-то страшное.
– Тихо, тихо. – Преподобный положил свои тяжелые руки на плечи взволнованного гавайца, словно успокаивая ребенка. – Говори медленнее.
– Миссионеры, они приходить с Кона. – Глаза маленького Ханануи возбужденно блестели в свете фонарей. – Они убегать.
Мистер Клеменс закуривал сигару, словно празднуя наше удачное возвращение.
– Убегать от кого? – спросил он.
– От Пауна-эвы! – выдохнул гаваец. – От Ку и Нанауэ!
Преподобный Хеймарк шагнул назад с написанным на лице отвращением.
– Что-что? – Мистер Клеменс выпустил большое облако дыма. На лице его появилось выражение профессионального интереса.
Священнослужитель раздраженно махнул рукой:
– Это местные боги. Вернее, божки. Чудовища.
Мистер Клеменс подошел ближе к дрожащему от страха гавайцу.
– И что там с этими богами?
– Плохо. Все плохо. – Ханануи затряс головой. – Они убили много людей в Коне. Убили почти всех миссионеров. Те, что в доме, успели убежать. Они бегут в Хило.
Глаза мистера Клеменса загорелись любопытством:
– Говоришь, в Коне убили миссионеров?
Ханануи кивнул, но, очевидно, не это беспокоило его больше всего.
– Ворота Милу открылись, – сказал он.
– Милу – это их бог подземного царства, – объяснил преподобный Хеймарк. – Что-то вроде Плутона.
Ханануи отрицательно покачал головой:
– Милу – это место. Земля, где живут духи.
Преподобный вздохнул и поднял фонарь.
– Пошли скорее. Если в Коне что-то случилось, мы должны узнать об этом.
Мы направились к гостинице. Корреспондент шел сзади, продолжая расспрашивать о чем-то смятенного гавайца, но я слишком устала, чтобы вслушиваться в их разговор.
Торжественный ужин в честь Сато и его людей – торжественность заключалась в том, что Байрон Трамбо надел белую рубашку и брюки, – уже подходил к концу, когда снова начались плохие новости.
Во-первых, испортилась погода. Сменивший направление ветер заполнил воздух вулканическим дымом. Под ланаи Сато на седьмом этаже ветер рвал кроны пальм. Запахло дождем. Ланаи был закрыт от дождя, но порывы ветра затрудняли разговор и уносили со стола салфетки.
Потом к Уиллу Брайенту начали подходить его помощники с плохими новостями, тоже большей частью идущими с востока. Выслушав несколько сообщений, Брайент подошел к боссу и прошептал ему на ухо, закрываясь салфеткой:
– Миссис Трамбо и ее адвокат хотят немедленно переговорить с вами. Они у себя в апартаментах.
Трамбо только покачал головой, и Уиллу пришлось самому отправляться на съедение дракону. Через десять минут он вернулся и прошептал:
– Она настаивает. Говорит, что это очень важно. Она сказала, что если вы не придете, она явится сюда и прервет ужин. Она знает про переговоры с Сато.
– Черт, – прошептал Трамбо, широко улыбаясь сидящему напротив доктору Тацуро.
Собственный адвокат Трамбо, Бенни Шапиро, по кличке Мясник, был еще в Нью-Йорке. Кэтлин играла не по правилам.
В семь сорок пять, когда в перерыве между супом и рыбным салатом подали шербет, Уилл сообщил очередную новость:
– Прибыла мисс Ричардсон. Я поселил ее в Главном таитянском хале на мысе.