она никогда не интересовалась его делами, – и попросил улететь утром.
– Ау-у-у, – зевнула семнадцатилетняя звезда, зарывшись в великанскую подушку. – А мне здесь нравится. Я тебя удивила, Т?
– Удивила, удивила, – проворчал Трамбо, застегивая рубашку. – И не зови меня Т, сколько тебе говорить.
– Хорошо, Т, – промурлыкала Бики. – Почему ты меня все время гонишь?
Трамбо молчал. Бики была родом из Селмы, штат Алабама, и обычно его забавляли ее южные словечки. Сегодня они злили его так же, как новоанглийский выговор Кэтлин и напускной британский акцент Майи. К тому же в пылу страсти он попытался поцеловать ее взасос и едва не выпрыгнул из ванны, когда нащупал языком два металлических шарика.
– Ты меня отвлекаешь, детка. Для этих переговоров я должен напрячь мозги.
Бики закинула на подушку ногу и медленно сгибала и разгибала ее.
– Меня интересуют в тебе не мозги, Т.
– Я знаю, детка, но это чувствительная штука.
Она погладила тонкими пальцами его бедро:
– Ну, о чувствительных штуках я знаю все.
Трамбо поцеловал ее пальцы, взял с пола радиотелефон и 9-миллиметровый браунинг и пошел к двери.
– Ладно, детка. Я навешу тебя днем, но завтра ты должна быть на Антигуа.
– Завтра будет завтра, – резонно заметила звезда.
Трамбо покачал головой и поспешил к своей тележке. Он подпрыгнул на фут и схватился за пистолет, когда из джунглей навстречу ему вышла черная как ночь фигура.
– Черт, – сказал он, непослушными пальцами засовывая оружие за пояс. – Ты меня напугал.
– Простите, мистер Трамбо, – сказал Ламонт Фредриксон.
Помощник начальника охраны был одет во все черное. Трамбо совсем забыл, что час назад велел Фредриксону его встретить. Он оглянулся на незанавешенное окно, в котором была прекрасно видна нагишом раскинувшаяся на кровати Бики.
– Нравится шоу? – хмуро спросил Трамбо.
У охранника хватило ума не улыбнуться.
– Что там с Диллоном?
Фредриксон пожал плечами:
– Мистер Брайент ничего мне не сказал.
– А Бриггс?
– Так и не нашелся.
– Ладно. Придется тебе взять на себя службу охраны.
– Да, сэр.
– Прежде всего ты должен помешать этому непонятно чему угробить кого-нибудь из японцев.
– Да, сэр.
– Вторая твоя обязанность – охранять вот эту юную леди и мисс Ричардсон и держать их подальше друг от друга и от моей жены. Понятно?
– Да, сэр.
– Третья обязанность – как можно лучше прятать твоих людей. Не хочу, чтобы Сато думал, что у нас тут военный лагерь. И перестань твердить «Да, сэр».
– Да, сэр… то есть…
– И четвертая твоя обязанность – найти ублюдка, который все это вытворяет, и остановить его.
– Должен ли я связаться с полицией или «Пять-О»?
– Нет, ты не должен связываться с полицией или «Пять-О». Ты должен остановить его. Пристрелить, если понадобится.
Фредриксон нахмурился:
– А пятая обязанность, сэр? Скорее ее можно назвать первой.
– Ты о чем?
Трамбо забрался на мокрое сиденье тележки и всмотрелся сквозь туман в далекие огни Большого хале, где, должно быть, в эту минуту Кэтлин лежала в постели с ублюдком Кестлером.
– Я о вас, сэр. Если Бриггса нет, то кто будет вас охранять?
Байрон Трамбо вздохнул:
– Как-нибудь обойдусь. Ты, главное, делай то, что я сказал.
Оставив охранника, он поехал к главному зданию мимо пустых темных хале, мимо бассейнов и бара «Кораблекрушение» и по извилистой дорожке мимо Китового ланаи.
В вестибюле Большого хале его встретил Уилл Брайент.
– Как Диллон? – первым делом спросил Трамбо.
– Серьезные порезы, сломанная ключица, следы зубов на лбу. Доктор Скамагорн говорит, что он в шоке.
– А чьи зубы?
Брайент покачал головой:
– Доктор не может сказать. Какого-то крупного животного.
– Крупного животного, – повторил Трамбо, морщась, как от зубной боли. – Отлично. А где Бриггс?
– Похоже, его утащили в туннель. Мы с мистером Картером спустились вниз, но…
– Погоди. В какой туннель?
Они сели в лифт и поехали на верхний этаж.
– В тот, что находится за стеной офиса астронома. Помните, вы велели Бриггсу и Диллону спуститься туда?
– Да, но я не велел им позволять себя есть. Черт, теперь Бриггса нет, Диллон отключился, а нам остается ждать, пока нас самих сожрут.
Они вышли из лифта и быстрым шагом направились к президентским апартаментам.
– Опять звонил доктор Гастингс, – сообщил помощник. – Я сказал, что вы временно недоступны.
– Ну и черт с ним. – Трамбо поздоровался с Бобби Танакой и остальными и пошел к себе в спальню переодеваться.
– Но он говорит, что лавовый поток увеличил скорость. Он боится за…
– Я боюсь только того, что он разведет панику. Ты уже согласовал текст контракта?
– Мы с Бобби как раз этим занимаемся.
– Отлично. Когда мы в семь встретимся с Хироси и этим маленьким засранцем Инадзу Оно, все должно быть готово.
– Оно трудно провести, – заметил Брайент.
Байрон Трамбо сверкнул зубами в улыбке.
В половине седьмого Трамбо вылез из-под душа в самоанском бунгало Майи. Модель подозрительно взглянула на него из-под простыни:
– Ты чего так сияешь?
– Сегодня великий день, детка.
– Почему это?
– Во-первых, потому, что ты возвращаешься на свой показ в Чикаго.
– В Торонто.
– Значит, в Торонто.
– Не полечу.
– Полетишь.
Без всякого стеснения Майя встала и обнаженная подошла к открытым дверям веранды. Солнце золотом играло на ее восхитительно гладкой коже.
– Я еще раз спрашиваю, Байрон. Что сегодня должно случиться?
Трамбо поцеловал ее в щеку.
– Все, – сказал он и вышел.
Он даже не подозревал, насколько близко к истине окажется это заявление.
17 июня 1866 г., берег Коны
Я не успела даже закричать. Мистер Клеменс выхватил револьвер, и я услышала, как он идет ко мне в темноте.
– Нет! – крикнула я. – Оставайтесь на месте!
Я наклонилась, осторожно отцепила руку от своего запястья и нащупала гладкую кожу предплечья.
– Преподобный Хеймарк, – тихо спросила я, – у вас есть огонь?
Свечей у нас не было, но я услышала чирканье спички и в ее свете увидела склонившегося рядом преподобного. Перед нами лежал туземец, истекающий кровью. Он был совсем молодой… и совершенно обнаженный.
– Нужно отнести его в хижину, – сказала я так же тихо. Факелы призрачной процессии уже скрылись, но кто-то из ее участников мог отстать. – Что с остальными?
– Боюсь, что они мертвы, – сказал мистер Клеменс. Он переходил от тела к телу, осматривая их с хладнокровием, заставлявшим усомниться в его насмешках над своей службой в армии. Закончив, он подошел к нам. – Его ударили камнем или каким-то тупым орудием, – сказал он, ощупав череп раненого. – Вы правы, мисс Стюарт. Нужно отнести его в хижину и осмотреть его раны при свете. – Он обратился к преподобному Хеймарку: – Можете донести его сами?
Я зажгла еще одну спичку, чтобы преподобному было легче взвалить юношу на плечи.
– А вы разве не с нами? – спросила я.
Глаза корреспондента блестели. Он кивнул в направлении удаляющейся процессии:
– Я взгляну и сразу вернусь.
– Может быть, я… – начала я.
– Нет, – отрезал мистер Клеменс и скрылся среди деревьев.
Когда мы вернулись к хижине, лошади уже почти успокоились, но все еще тревожно ржали. В хижине не было даже пучка соломы, поэтому преподобный Хеймарк осторожно опустил юношу на землю в самом сухом углу, а я зажгла две свечи и вытащила из своей сумки чистую тряпку. Как могла, я промыла рану дождевой водой и замотала голову туземца разорванной на полосы тряпкой. Подняв глаза, я увидела, что преподобный снимает с себя плащ.
– Если вас смущает его нагота… – начал он.
– Он дитя Божье, – сказала я. – Невинность не может смущать.
Преподобный выглянул наружу. Дождь прекратился, но ветер все еще раскачивал пальмы.
– Не думаю, что эти события так уж невинны, – сказал он.
Скоро раненый очнулся. Сперва он заговорил на родном языке, но, разглядев нас, перешел на вполне сносный английский. Его звали Халеману, и он был крещен в «Ора лоа иа Йесу» (Вечную жизнь с Иисусом) преподобным Титусом Коэном, когда ему было семь лет… за шесть лет до нынешнего несчастья. Жил он в деревне Айнепо на северной стороне бухты Кеалакекуа, недалеко от места, где погиб капитан Кук.
Потом он сел, прислонясь спиной к травяной стене хижины, и мы дали ему воды и плодов манго. Глаза его лихорадочно блестели – очевидно, от страха, который ему довелось испытать.
Халеману шел на юг с дядей и другими людьми из его деревни, так как местный кахуна, или жрец, предупредил их, что на долину Коны надвигается большая беда. Это было первое путешествие мальчика, которое вполне могло оказаться последним.
Накануне они побывали в деревне, где жил преподобный Уистер. Деревня была пуста, и дядя Халеману сказал, что в ней побывали злые духи. Они направлялись дальше на юг, в деревню, где жила знаменитая жрица Пеле, которая могла упросить богиню прогнать зло. Наступила ночь, но путники не хотели оставаться в этом страшном месте и решили идти дальше. Здесь, в миле от деревни жрицы, их и настигли Идущие в Ночь.