Что ж, эти олени, которые везли семью и несли на себе все имущество человека, с которыми он охотился на оленей диких, с которыми не расставался от рождения и до смерти, — эти олени и были его добрыми богами, охранителями огня его очага и его благополучия. Они защищали от невзгод, голода и холода, дарили ему тепло, которое человек находил в пургу среди сбившегося и залегшего стада; они угадывали надвигающееся ненастье или, наоборот, наступление теплых и ясных дней и поднимали семью саама, чтобы двинуться в путь туда, где его ждала удача и обильная пища.
И пути, передававшиеся по наследству из рода в род вместе с тоневыми участками на реках, на берегу моря, на лесных озерах, на самом деле были проложены не столько предками саамов, сколько предками их домашних оленей. Вот почему меня не удивляла твердая вера старых лопарей, что, умирая, олени передавали молодым заботу о человеке, когда-то принятом под свое покровительство их предками… Когда? Во всяком случае, очень давно. Хотя я располагал материалом со стоянок, оставленных вряд ли раньше начала третьего тысячелетия до нашей эры, — более древние сезонные стойбища следовало искать дальше от моря, на грядах более высоких и, соответственно, более древних береговых дюн, — уже теперь я мог утверждать, что начало симбиозу оленя и человека было положено, вероятнее всего, тогда же, когда человек следом за отступающим ледником вступил впервые на скалы Фенноскандии.
Почему я так был в этом уверен?
Рассматривая собранный нами на древних стойбищах материал, я не мог не заметить одного поразительного обстоятельства. Люди, виртуозно владевшие техникой обработки кварца — материала капризного, «занозисто» колющегося, терялись, когда в руки их попадал кремень — материал идеальный по своей пластичности, благодаря чему из него можно изготовлять предметы любой формы и ювелирной точности отделки. Как я говорил, собственного кремня на Кольском полуострове практически нет. Те обломки и отдельные предметы, которые мы все же иногда находили, были сделаны из привозного кремня среднего течения Северной Двины и низовьев Онеги. Попадали они, как можно было заметить, не в виде желваков или полуфабрикатов, а в виде уже готовых изделий, часто разбитых, так что использовали их как вторичное сырье. Я уже говорил, что кварц колется «занозисто». Поэтому, чтобы притупить возникающие с внутренней стороны пластины грани, «каменных дел мастера» Терского берега наносили по отщепу резкий боковой удар, снимавший острые края. Кремневый отщеп в подобной правке не нуждался. Но сила традиции оказывалась столь велика, что и на кремневых скребках можно обнаружить след точно такого же удара!
Кремень был не просто чужим материалом для этих людей; похоже, что долгое время он был им вообще неизвестен. Между тем, чтобы на протяжении тысячелетий в неприкосновенности сохранить древнюю технику обработки камня, как то можно видеть на кварцевых орудиях, требовалось исключительное стечение обстоятельств. Это означало, что люди, освоившие обработку кварца в древности, в силу каких-то экстраординарных причин на долгое время оказались отрезаны от районов, богатых поделочным кремнем, — от Прибалтики, юга Карелии, бассейна Северной Двины и Онеги, не говоря уже о более южных районах или, скажем, района южной Швеции, откуда в эпоху неолита и бронзы высококачественный шоненский кремень и изделия из него расходились вплоть до глубинных областей Центральной Европы.
Благодаря работам финских и норвежских археологов мы теперь знаем, что древнейшие поселения на севере Норвегии и на юге Финляндии возникли почти одновременно, в конце IX тысячелетия до нашей эры. В это время сверкающая шапка ледника над Фенноскандией сократилась настолько, что стада животных, а следом за ними и человек могли пройти до Ледовитого океана. Но вот что интересно: и на юге и на севере эти древнейшие археологические культуры уже не знают кремневых орудий. Все предметы, найденные здесь при раскопках археологами, сделаны из кварца!
Если на север Норвегии занести из Прибалтики кремень было действительно сложно, то первопоселенцы южной Финляндии не могли разом поссориться со всеми племенами, обладавшими кремнем и обитавшими от них к югу и к востоку, а тем более — порвать родственные, экономические и прочие узы, которые связывали их с покинутыми недавно территориями. Оставалось предположить, что какая-то грандиозная катастрофа по крайней мере на столетия отделила Фенноскандию от остальной Европы, от всего материка, поставив маленькие группы охотников на северного оленя в положение робинзонов на огромном пространстве еще никем не заселенной земли. И произошло это так, как показали анализы угля из древнейших очагов и высота их положения над уровнем Мирового океана, где-то в конце IX тысячелетия до нашей эры.