Вот почему мне не кажется удивительным, что человек, благодарный за науку, объявлял своим родоначальником, духом-покровителем то или иное животное, подсказывавшее в трудную минуту решение, заботившееся о членах рода.
В отличие от своих предшественников, боги-герои могли всегда предъявить конкретный список заслуг перед людьми, отнюдь не ограниченный своим общим к ним благорасположением. Озирис был первым земледельцем Старого, а Гайавата — Нового Света; Прометей подарил людям огонь, как это делали все Прометеи на всех континентах, а Ильмаринен был первым кузнецом в холодной Карелии. До них были боги-дарители. Они дарили людям тепло, свет, обильную пищу, устанавливали обильные рыбой или зверем годы. Казалось бы, между героем и богом разница невелика. Но в этой смене понятий лежит как бы «инфляция идеи». По мере того как иссякали дары богов, человек начинал понимать, что обречен искать свой собственный путь — тяжелый, трудный, на котором каждый шаг стоит жизни, где каждое личное завоевание имеет цену лишь тогда, когда его можно распространить на остальных.
Именно тогда впервые — плохо ли, хорошо ли — забрезжила догадка младшего Карамазова о «единой слезинке». Стал меняться критерий — изменилась и награда. Трудно, очень трудно было стать человеку богом. Но вместе с тем лишь небольшое расстояние всегда отделяло бога от человека — не мощь, не власть, нет: любовь и сострадание. Любовь и понимание.
Так бог становился Человеком…
Последний день больших раскопок. Завтра уже не придет под окна многоголосая крикливая орава ребятишек, чтобы со звоном и спорами разбирать из-под навеса лопаты, доискиваясь по каким-то тайным меткам, где чья.
Теперь у меня остаются мои ребята и Оля с Игорем. С завтрашнего дня начинается обработка находок, их классификация, предварительное изучение, склейка черепков. На раскопе я буду вычерпывать профили еще не засыпанных стенок раскопов, зарисовывать их, отбирать различного рода образцы, писать отчет. Ну и время от времени будем вести разведку, выбираясь на Сомино озеро, спускаясь по Нерли, чтобы в августе продолжить раскопки на Дикарихе, когда приедет мой приятель, тоже археолог, из Ленинграда.
Слава подходит ко мне с планом и протягивает папку:
— Второй раскоп закончен, товарищ начальник. Все!
И словно эхо откликается Игорь:
— Раскоп закончен, Андрей Леонидович! Все перекопали…
Школьники стоят, опираясь на лопаты. Еще не наступило время положенного перерыва, и, привыкнув к работе, они ощущают сейчас какую-то растерянность, смотря на вскопанное дно раскопа, где для них уже нет места. Но вместе с тем и удовлетворенность: все-таки они справились с заданием, строительство может продолжаться, а для них наступают долгожданные каникулы. Да, все. На первом раскопе нам осталось зачистить стенки, чтобы сфотографировать, а потом и засыпать их. До следующих раскопок.
Следующие раскопки? Когда они будут? Через год? Через десять лет? Вполне может случиться, что тогда Польцо будет копать кто-либо из этих ребят, если его поманит к себе история, и, вернувшись в такое же, как это, лето на Вексу, он невольно вспомнит эти раскопки, этот день и, может быть, поймет то, что чувствую я сейчас, глядя на перевернутые, перебранные руками отвалы земли.
Земли человеческой…
— До свидания, ребята! Счастливого вам лета!
Последние школьники еще виднелись на мосту через Вексу, когда ко мне подошел Данилов. Вот с кого надо было бы всем нам брать пример: такой заряд оптимизма заключен во всем его облике, такая уверенность дышит в каждой черточке его сияющего лица, что, ей-богу, моего Василия Николаевича можно было бы прописывать всем в качестве безотказного лекарства против меланхолии и уныния!
А ведь я знаю, что далеко не все у него идет гладко, да и трения с начальством за последнее время как-то уж очень стали явными.