И вдруг точно из-под земли перед нею вырос Ваня Чайкин.
Маша обрадовалась и ухватила мальчика за руку:
— Вот ты какой, совсем забыл меня! А я тут лисиную семью выследила — можно капкан ставить.
Ваня сконфуженно отнял руку и неловко переступил с ноги на ногу. Сказать или нет, зачем он пришел? За пазухой завернутый в тряпицу пятак, казалось, жег ему тело. Ваня все же обошел вокруг избушки, заглянул в оконце.
— Что ты высматриваешь, как волчонок? — удивилась Маша.
— А меня этот послал, на лошади какой все разъезжает… И пятак дал! — зардевшись, признался Ваня.
— Лохвицкий?.. Чего же ему нужно?
— Он сказал: “Узнай, какие люди в избушке и что делают. И махом обратно”.
Маша изменилась в лице, схватила Ваню за руку и осторожно ввела его в избушку.
— Видишь, человек лежит? — Маша показала на топчан в углу.
— Вижу, — шопотом ответил Ваня. — Так это же капитан Максутов! Чего он такой? Его лихорадка схватила? Да?
— Нет, Ваня, не лихорадка. Его один злой человек в грудь ранил. Он крови много потерял.
— Кто этот злой человек?
— Тот самый, кто тебе пятак дал.
— Лохвицкий?! — Мальчик со страхом посмотрел на Машу, потом вдруг выхватил из-за пазухи тряпицу и сунул Маше: — Возьми… не надо мне его пятака.
— Ладно, не о пятаке речь, — зашептала Маша. — Хорошо, что ты прибежал сюда. А теперь обратно беги, Только не к Лохвицкому, а к Василию Степановичу Завойко. И скажи так: мол, капитан Максутов раненый, плохо ему… И передай вот эту бумажку. — Она сунула мальчику в руку записку. — Сделаешь, Ваня?
— Сделаю… я махом! — кивнул мальчик и помчался к городу.
Острые камни кололи ему ноги, ветви деревьев били по лицу, но он ничего не замечал.
Когда показался Петропавловск, Ваня обежал стороной квартиру Лохвицкого и вдоль глубокого оврага подобрался к дому Завойко.
За дощатым забором Егорушка мастерил стрелы для лука.
— Ты чего? — удивился он, увидев всклокоченного, запыхавшегося приятеля. — Кого-нибудь в лесу напугался?
— Мне… мне к твоему батюшке нужно! — хрипло выпалил Ваня. — По делу!
— Чего захотел! — усмехнулся Егорушка. — Батюшка офицеров созвал, запершись сидят.
— У меня бумага… от капитана Максутова.
— От Максутова?! — Егорушка вскочил и, схватив Ваню за руку, потащил в дом. — Чего ж ты молчишь! Пойдем скорее!..
Минут через пятнадцать Завойко в сопровождении двух офицеров и гарнизонного лекаря Пасхина выехал в тайгу. Вслед за ними тронулась подвода.
Максутов, после того как Ваня убежал с его запиской в город, пришел в себя и с нетерпением поглядывал на дверь.
Заметив входящего в избушку Завойко, он сделал попытку поднять голову:
— Ваше превосходительство!..
— Лежите, лежите! — удержал его Завойко. — И прежде всего не волнуйтесь. Сейчас вам окажут помощь.
Лекарь Пасхин осмотрел рану Максутова и, покачав головой, шепнул Завойко о том, что капитана надо поскорее переправить в госпиталь.
— Василий Степанович, прошу вас, — умоляюще сказал Максутов, — выслушайте меня. Это очень важно, И, если можно, без посторонних.
Завойко попросил офицеров и лекаря оставить их и присел около Максутова:
— Я вас слушаю, дорогой.
— Я узнал достоверно: Лохвицкий — английский шпион, — глухо сказал Максутов.
— Что?!
— В твердой памяти и ясном сознании повторяю: Лохвицкий — английский шпион.
— Ради бога, голубчик, прежде всего прошу вас: успокойтесь.
— Вы не верите мне, думаете — я брежу… Так извольте, я изложу вам всю правду.
И Максутов чистосердечно рассказал, как он узнал в мистере Пимме своего друга юношеских лет Сергея Оболенского, как помог ему уехать за границу, как случайно при этом удалось обнаружить истинное лицо Лохвицкого.
— Я понимаю, ваше превосходительство, содействие политическому ссыльному — немалое преступление в наше время. Но Оболенский мой друг, и я не мог поступить иначе. Готов понести должное наказание. Об одном прошу пока: немедля задержите Лохвицкого. Он много зла может причинить отечеству нашему.
Завойко нахмурился. Он понимал, что близость Максутова, которого он очень уважал и ценил, с беглым каторжником может навлечь на его помощника большие неприятности.
Но еще больше встревожило Завойко сообщение о Лохвицком. Он без колебаний поверил признанию Максутова и в полной мере почувствовал всю важность его сообщения для обороны Петропавловска.
— Какая подлость, какая низость — торговать своим отечеством!.. Большего преступления я не знаю.
Завойко тяжело поднялся, позвал офицеров и приказал им сейчас же ехать в Петропавловск и задержать Лохвицкого.
Потом он вновь обратился к капитану:
— Вот война уже и началась! И вы, можно сказать, приняли первый удар.
Но Максутов только грустно улыбнулся.
Его осторожно уложили в телегу на сено, и подвода двинулась к Петропавловску, в госпиталь.
К вечеру офицеры, разыскивавшие Лохвицкого, доложили Завойко, что Лохвицкого в городе нет.
Глава 4
На рассвете Ваня Чайкин подошел к дому Завойко. Оглянувшись по сторонам, он юркнул в отверстие в дощатом заборе и осторожно постучал в оконце флигелька, в котором обычно спал Егорушка.
Вскоре приоткрылась створка рамы, и оттуда выглянул заспанный денщик Кирилл:
— Ты чего это, малый, спозаранку людей тревожишь? Опять куда-нибудь Егорушку сманивать будешь?
— Дяденька Кирилл, — умоляюще зашептал Ваня, — в бухту же военный корабль идет!.. Паруса белые, пушки на борту! Разбудите Егорушку… Нам беспременно корабль встретить надо!
— Да чей же корабль — русский или иноземный? — полюбопытствовал денщик.
— Наш, дяденька! Люди сказывают — это фрегат “Аврора”. На нем мой батя плавает. Разбудите Егорушку, дяденька!
— Ахти, дела какие! — засуетился Кирилл. — Сейчас, сейчас!
Он отошел от окна, но вскоре вернулся:
— Твоя правда, малый. Она самая подходит, “Аврора”. Василий Степанович с офицерами встречать пошли. И Егорушка за ними увязался.
Ваня, раздосадованный тем, что не ему первому удалось сообщить Егорушке новость о приближении “Авроры”, помчался к порту.
Здесь уже собралось почти все население Петропавловска. Ведь “Аврора” была первым русским военным кораблем, который входил в порт в дни томительного ожидания неприятеля.
В толпе горожан Ваня заметил мать.
— Где ты пропадаешь с самого утра! — подозвала она сына. — Постой со мной! Сейчас, может, отца увидим…
Фрегат, обогнув узкий мыс Язык, вошел во внутреннюю Петропавловскую бухту. Ветерок еле тянул над бухтой, и “Аврора” приближалась к берегу медленно, словно из последних сил.
У самого берега, не спуская глаз с фрегата, стоял Завойко с офицерами.
Немного поодаль от них Ваня заметил Егорушку и пробрался к нему.
— Ушел — и не сказался! Ладно же! — упрекнул он приятеля. — А только я все равно “Аврору” раньше твоего увидел… с Сигнальной горы…
— Ваня, смотри! — показал Егорушка на корабль. — Паруса-то у него рваные… и грот-мачты нет…
— Они, наверное, морской бой приняли. Вот и понесли потери, — деловито заметил Ваня,
Наконец фрегат бросил якорь. С него спустили шлюпку. В ней разместилась группа моряков, и шлюпка направилась к берегу.
Когда она с сухим треском врезалась в прибрежную гальку, капитан Изыльметьев с неожиданной для его возраста ловкостью выскочил на берег счастливо засмеялся.
Завойко шагнул ему навстречу.
— Сердечно приветствую вас с возвращением на родину! — проговорил он, протягивая вперед обе руки.
— Спасибо, ваше превосходительство! Еще никогда в жизни с такой радостью я не сходил на родную землю!
Завойко и Изыльметьев дружески, будто были давно знакомы, обнялись и поцеловались.
Изыльметьев представил Завойко своих офицеров; тот, в свою очередь, познакомил капитана со своими сослуживцами.