А Юрка, как и остальные, тоже уже все понял, опять взлетел к дыре в крыше и скользнул в нее. Через долгие секунды петля снова заскрипела, теперь — будто разочарованно, и дверь отошла чуть-чуть. В узкую щель и выскользнули.
У самой двери, прижимая к себе винтовку, лежал убитый караульный.
А танки уже хозяйничали в деревне. Вот один из них, словно играючи, зацепился за угол дома и свернул его. Рухнула крыша, взметнув к небу тучу серо-оранжевой пыли, которая мгновенно смешалась с дымом горящих домов. Вся улица в огне. Только этот дом еще не горел, когда танк разворотил его.
Прямо по дороге, вслед за фашистскими танками, шли уже знакомые тупорылые грузовики. Значит, оставалось одно — бежать в лес, пока не перерезан и этот путь, и побежали, перепрыгивая через свежие воронки от снарядов и бомб.
У самого леса фашистские танки, похоже, в боевом строю атаковали группу раненых. Прострочили их из пулеметов. Некоторых изорвали гусеницами, раздавили многопудовой тяжестью.
Только один из раненых был еще жив. Его седоватые волосы щетинились на подбородке. Голый по пояс, как шалью, укутанный бинтами, он лежал на спине и дышал тяжело, с хрипами, прерывисто.
— Ребята! — крикнул Павел.
Остановились.
— Взять надо.
Юрка, опередивший всех в бегстве, торопливо схватил раненого за ноги. Но Каргин поднял с земли шинель и протянул ее Юрке. На шинели и понесли раненого в лес. Их уже заметили фашисты, пули противно взвизгивали над головой, вспарывали дерн около ног. И все же, чертыхаясь и матерясь, они не бросили раненого.
6Остаток дня шли без отдыха. Спотыкались о корни деревьев, тихонько поругивались, когда становилось вовсе невмоготу тащить раненого, но шли, упрямо шли лесом на восток, где непрестанно грохотали пушки, рвались многие снаряды и бомбы.
Наконец потребность в перекурах стала столь частой, что Каргин сказал, остановившись:
— На сегодня хватит.
Уложили раненого так, чтобы его голова покоилась на вздутом корневище; сами расположились рядом. Юрка еще раз с тайной надеждой осмотрел винтовку, подобранную около убитого караульного; нет, все точно: осколок погнул ее ствол, и теперь она самая обыкновенная дубина. Вот и все оружие на четверых.
— Да, жизнь-жестянка, — бормочет Павел, устало откинувшись на ствол березы.
Каргин уловил растерянность в голосе товарища. Только поэтому и сказал тоном приказа:
— Первейшая наша задача — раздобыть оружие. Без него мы что цыплята против коршуна… Это задание тебе, Юрка. И Гришке. С рассветом — ноги в руки и марш!.. А мы с Павлом раненым займемся, носилки сообразим или еще что.
— Шинель-то у него комиссарская, батальонный он вроде, — обронил Юрка, даже не взглянув в сторону раненого.
И верно, на рукавах и в петлицах шинели были знаки различия батальонного комиссара. Выходит, нечаянно начальство спасли от верной смерти…
А Юрка усмотрел и другое:
— С ним придем — все подозрения снимут.
— Это еще как взглянуть, еще под каким соусом есть будут, — начал горячиться Григорий.
— Хватит вам! — прикрикнул Каргин. — Так и так у нас одна дорога: опять к своим пробиваться, опять ответ держать по всей строгости закона. А какой спрос с нас будет — гадать нечего.
Каждый уже думал об этом же, думал украдкой, пряча самое страшное в уголках памяти. А Каргин прямо сказал, что придется опять все испытать.
Значит, опять будут и стычки с немцами, и голод, и холод, и бессонница, и бесконечная дорога к фронту, И фронт будет. И переходить его опять придется…
Много тяжелого и неизвестного впереди. Но ничего не остановит, если отчетливо видишь цель, если она у тебя единственная и правильная.
Глава вторая ВИТЬКА-САМОЗВАНЕЦ
Стена монастыря бросает густую черную тень на булыжную мостовую и этой тенью делит улицу на две части — светлую, играющую солнечными зайчиками застекленных витрин, и словно траурную — вторую, где господствует эта древняя высокая стена из серого камня, местами подернутого плесенью. По той, залитой солнцем, стороне улицы изредка проходят немецкие офицеры. У них невероятно блестящие сапоги и вздыбленные фуражки, в тени лакированных козырьков которых прячутся самодовольные глаза победителей.
Иногда по той же солнечной стороне проплывают еще я разряженный, недавно оживший лавочник, владелец мастерской по ремонту примусов, хозяин ресторана или еще какого заведения, ликвидированного в 1939 году, когда Пинская область со всей Западной Белоруссией присоединилась к Советскому Союзу. Эти подобострастно раскланиваются с немцами и угодливо улыбаются им, хотя те в ответ на заискивающие приветствия лишь высокомерно приподнимают подбородок.