— Вот тебе ягмурлук взамен брошенного. Согреться важней, чем наесться.
Тяжёлая накидка с капюшоном, от которой вовсю разит немытой овцой, летит ему на колени. А женщина уже спешит куда-то с большой фаянсовой чашкой в руках и через минуту приносит ее полной горячего варева. Такого вкусного, что разбираться с содержимым Сергею пришлось не раньше, чем показалось дно: рис с чесноком и гранатовыми зернами? Какой-то мясной порошок и травы?
— У тебя здесь, наверное, вечный огонь спрятан под слоем влажного мха.
— Не шути. Костер — это едкая копоть внутри дома или заметный дым снаружи. Горячий минеральный ключ, а понизу, для ясности, — кускус и пеммикан. У нас другие названия, вообще-то. Серы в еде не почувствовал? Значит, сильно голодный.
Сходила еще раз, принесла чистую чашу и кожаное ведро с тёплой водой.
Поставила рядом с мужчиной, сложила рядом новую рубаху, порты и куртку, всё тёмное, поверх всего — полотенце-утирку и опасную бритву длиной с хороший кинжал.
Оботрись, умойся и побрейся, а то смотреть на тебя мерзостно. Ваш закон, я думаю, позволяет вам ходить гололицыми?
— Зеркальце бы еще, хоть с изъяном. И ножницы — волос подровнять.
Женщина чуть удивленно приподняла бровь:
— Экий шустрый.
Однако из кармана штанов тотчас появилась круглая плоская коробочка: зеркальце внутри костяных створок рассекала такая же трещина, что и лицо, которое в него смотрелось.
— Вот тебе на подержание. А волосы не режь, лучше в хвост или косу забери.
— Непонятки сплошные, — пробормотал мужчина себе под нос. Однако послушался. Пока он скоблил упрямую щетину, обтирал лицо и тело сначала небольшим рушником, потом обрывками старой одежды, одевался и обувался, Карди не сводила с него оценивающих глаз. Было неприятно, чуть конфузно — но не более того.
— Удовлетворился своим положением? — сказала под конец. — Теперь спрашивай. А потом я тебя.
— Насчет той глыбы.
— Корни ломикамня выстреливают такую жидкость, что гранит в ней растворяется. Пока мох накапливает новую порцию сока, глыба себя восстанавливает. Мерцание жизни. Надо успеть проскочить в паузе, что нам и удалось.
— Хм. Примем за правду.
— Если ты этого не будешь делать, долго не просуществуешь, — ответила женщина хладнокровно. — Дальше?
— Краем глаза я видел одеяла, посуду, мешочки со съестным и оружейным припасом. Даже бельё. Что тут за место?
— Охотничья избушка в тайге. Припоминаешь такое в жизни?
— Для кого?
— Тех, кому надо. Только свою отметину положено сделать у входа, чтобы лишние для тебя люди не вошли. Подождали снаружи, к примеру. Но это в худшем случае. Обычно просто отходят на почтительное расстояние.
— Мы вроде как оставили след. Плащи эти.
— Угм, — ответила женщина с рассеянной миной.
— А ждать нас… кто?
— Там посмотрим.
— Что ты делаешь в Лэне?
— Некорректный вопрос. Что хочу, то и творю.
— Забираю слова назад.
— Ладно. Чтобы к этому больше не возвращаться: университет там, у себя, кончал? Представь себе: итоговый экзамен на носу, а тут обнаруживается, что в твоём школьном аттестате на месте оценки за чистописание стоит прочерк. Вот и приходится заполнять, ага.
— Почему ни ты, ни я в разговоре не называем имен?
Женщина довольно усмехнулась.
— Наконец-то дело спросил. Ни для тебя, ни для меня они еще не обросли плотью — вот почему. Пустые скорлупы. Всё, исчерпался? Очередь за тобой.
— Спрашивай — повинуюсь.
— Как ты попал к правоглавам?
— Это долго объяснять.
— Ничего, нам тут столько сидеть, что даже еще и выспаться успеем.
Сергей вздохнул и начал свой рассказ.
— Ты верно поняла. Я выпускник столичного вуза… назовем это для простоты Историко-Археологической Академией. Неважно. Суть дела в том, что после того как открылись границы, раскапывать мы стали по всей планете.
— Только не здесь.
— Да, не здесь. Вообще-то я сельский паренек. Вернее, поселковый. Последнее всё-таки на ранг выше — по крайней мере, я так считал. Ну вот, пока я ездил, работал лопатой, кисточкой и мозгами, совершенствовался в науках и попутно узнавал новые обычаи, в голове у меня сидела такая тройная картинка.
Вначале я должен был отыскать клад: не для государства, не для спонсора, а для себя самого. Во сне и наяву передо мной маячила картинка с моими инициалами, то выбитыми на базальте пирамиды неким подобием иероглифов, то врезанными в абиссинскую стелу, изображающую дворец, то вплетёнными в дубовую резьбу викторианского особняка. Иногда я видел, как они вырастают прямо на траве яркими синими головками незабудок или розоватыми — ятрышника.