Челси Куинн Ярбро
Костры Тосканы
ВВЕДЕНИЕ
Хотя в основе романа лежат исторические факты и многие его персонажи существовали в действительности, в целом он является плодом творческих измышлений автора и только так и должен рассматриваться. Можно также воспринимать это сочинение как попытку наиболее достоверно представить Флоренцию времен Ренессанса.
За исключением стихотворений, приведенных в восьмой главе, относящейся к первой части повествования, все поэтические строки, приписываемые Лоренцо Медичи, ему и принадлежат.
Флорентийский год тех времен начинался с праздника Богородицы (23 марта), а не с 1 января, но даты, упоминаемые в романе, приведены автором в соответствие с современным стилем.
Часть 1
ЛОРЕНЦО ДИ ПЬЕРО ДЕ МЕДИЧИ, ПРОЗЫВАЕМЫЙ ВЕЛИКОЛЕПНЫМ
Все в годы юности возможно.
Все манит нас, чарует нас.
Стремись продлить веселья час,
Поскольку завтра ненадежно.
Документ, подтверждающий продажу земли. (Зарегистрирован Синьорией Флоренции 5 ноября 1490 года.)
Да будет известно из этого заявления и письменного свидетельства, что я, Джованни Батисто Андрео ди Массимо Корсаррио, флорентийский купец и гражданин республики, по свободному волеизъявлению в этот день передаю все права претензии на принадлежащий мне участок земли, находящийся между землями монастыря Святейшей Аннунциаты и городской стеной, алхимику Франческо Ракоци да Сан-Джермано за сумму в шестьсот пятьдесят флоринов золотом.
Далее оговариваю в качестве особого условия, что ни я, ни мои наследники, ни должники не могут предъявлять никаких претензий на эту землю, ибо она является собственностью вышеупомянутого Франческо Ракоци да Сан-Джермано до того времени, пока он, его наследники или должники распоряжаются этим имуществом согласно с законами нашей республики.
Франческо Ракоци да Сан-Джермано объявляет публично о своем намерении возвести на этой земле палаццо в генуэзской манере, для чего нанимает рекомендованных ему мной мастеров в соответствии с уложениями ремесленного устава, а также вручает мне четыре ограненных алмаза, оцененных ювелиром Томмазо Дотти Капелла в тысячу четыреста флоринов золотом, в счет будущих выплат означенным мастерам, которые незамедлительно приступят к работе.
Все условия передачи имущества соблюдены должным образом, договор может считаться завершенным и окончательным.
Приведены к присяге сего дня, в праздник святого Захария, во Флоренции в 1490 году:
Джованни Батисто Андрео ди Массимо Корсаррио, торговец платьем, флорентиец.
(Его печать, изображающая кисть руки голубого цвета, поднятую над полем из красных и белых ромбов.)
Франческо Ракоци да Сан-Джермано, алхимик, путешественник.
(Его печать, изображающая затмение солнца на серебряном поле.)
Свидетели:
Томмазо Дотти Капелла, ювелир, веронец.
Лоренцо ди Пьеро де Медичи, банкир, флорентиец.[1]
ГЛАВА 1
Несмотря на холодный ветер, Гаспаро Туччи вспотел. Взвалив на плечо девятый мешок с гравием, он осторожно спускался в огромный свежевырытый котлован, то и дело вскидывая свою ношу и немилосердно бранясь.
— Эй, Гаспаро, не так быстро! — крикнул ему Лодовико Ронкале, бредущий следом с таким же мешком. — Спокойней, спокойней, не оступись, — приговаривал он с придыханием.
— Чертов чужак! — бормотал Гаспаро, тщательно выбирая дорогу. — Копай теперь ему новые ямы в человеческий рост, засыпай их отборным гравием. Он, видите ли, сам достанет цемент. Он скажет, как его смешивать! Какое нахальство! Зачем заглублять опоры? Он, должно быть, воображает себя древнеримским патрицием?
Лодовико захихикал.
— Гаспаро, ты слишком суров. Дельные мысли бывают даже у иноземцев.
Гаспаро фыркнул:
— Я строил всю свою жизнь, как и мой отец! Он возводил собор Санта-Мария дель Фьоре. На стройках у меня отросла борода, но никогда ничего подобного мне делать не приходилось. Говори что хочешь, но этот Ракоци — сумасшедший!
Высказавшись таким образом, он свалил с плеч поклажу.
— Очень хорошо, — кивнул старший мастер Энрико, когда гравий был высыпан. — Еще мешков пять, и довольно.
— Пять мешков? — переспросил Гаспаро. — Слишком холодно, да и поздно уже. Скоро зайдет солнце. Мы можем закончить завтра.
Энрико ласково улыбнулся.
— Если ты сделаешь еще ходку, да Лодовико… да Джузеппе с Карло разгрузятся и принесут еще по мешку, то как раз шесть мешков и получится. Это не так уж трудно, Гаспаро!
Гаспаро не отвечал. Он пристально смотрел на аккуратную яму и качал головой.
— Не понимаю.
Подошедший Джузеппе поставил свой мешок рядом с ним.
— Чего ты не понимаешь, старый мошенник?
Его потертый кожаный камзол был распахнут, рубаха выбилась из штанов.
— Ты просто не любишь работать! Даже если сам Лоренцо наймет тебя для постройки собственного дворца, ты все равно останешься недоволен.
Остальные рабочие засмеялись.
— А вы таки всем довольны? — озлился Гаспаро. — Вам постоянно указывают, что делать, и вы согласны это терпеть? — Он ковырнул носком башмака верхний слой отборной засыпки. — Если бы этот выскочка заявился сюда, я бы потолковал с ним по-свойски!
— И что же ты бы мне сказал?
Звучный приятный голос был весел.
Рабочие замерли, глядя наверх. Гаспаро в сердцах поддал подвернувшийся под ногу камешек и что-то пробормотал сквозь зубы.
Над ними стоял Франческо Ракоци да Сан-Джермано. Его черный, отороченный мехом камзол и совершенно белая шелковая рубашка выдавали в нем чужеземца, как, впрочем, и легкий акцент, и странноватого вида нагрудный орден, в теле которого тускло горели рубины. Костюм довершали русские подкованные сапожки, черные перчатки и французская шапочка, ловко сидящая на коротко подстриженных волосах.
— Ну? В чем дело?
Гаспаро поднял глаза.
— Я сказал бы, — солгал он, — что пора по домам. Собирается дождь.
— Он начнется не скоро. А вы ведь еще не выполнили урок!
Ракоци легко спрыгнул на дно котлована и сумел устоять на ногах. Рабочие переглянулись. Никто из них на такое бы не решился — котлован был глубок.
— Засыпано славно! — похвалил он рабочих, затем среди полного молчания стал обходить площадку. — Скоро приступим к заливке, а?
Энрико почтительно поклонился.
— Надеюсь, все сделано правильно, господин? Мы старались следовать вашим распоряжениям.
— Все ли из вас? — спросил Ракоци, глядя на Гаспаро — Продолжайте в том же духе, пока меня все устраивает. Благодарю!
— Нам приятно слышать это, мой господин!
Энрико ждал, наблюдая, как чужеземец меряет большими шагами засыпку.
Ракоци присел и поворошил гравий рукой.
— Ну что ж! Неплохо! А я уж, признаться, думал, что мои слова мало что значат для вас.
Он подбросил вверх один камешек, поймал и снова подбросил.
Строители угрюмо переминались с ноги на ногу. Гаспаро крякнул и вышел вперед.
— Ваши слова ничего не значат! — заявил он вызывающе — Вы ничего не смыслите в этих делах. Я всю свою жизнь строю дома, как учил меня мой отец, и утверждаю, что все ваши ценные указания вздорны. Мы понапрасну теряем и время, и силы! Так работать нельзя!
Он напрягся, ожидая окрика или удара. Он был уверен, что через секунду его погонят взашей. Но ничего подобного не случилось.
— Браво! — тихо сказал Ракоци, улыбаясь. — Амико мио![2] Ты, скорее всего, совершенно прав! Но, тем не менее, ты будешь делать что велено, и никак не иначе!
Гаспаро выпятил челюсть и подбоченился.
— Это еще почему?
— Да потому, карино,[3] что я вам плачу! Я нанял вас, чтобы вы строили то, что мне хочется, и так, как я прикажу! Хотите работать по-своему, ступайте к кому-то другому!
Он продолжал улыбаться.
1
Лоренцо Медичи Великолепный (1449–1492) — флорентийский поэт, банкир, с 1469 года — правитель Флоренции. Покровитель искусств. С его именем связан период наивысшего взлета ренессансной культуры.