– Но зачем ей это нужно – позволять нам выбирать, как умереть? – попытался возразить Шайн. – Уверен, она бы охотнее посмотрела на медленную смерть, чем на быструю…
– Не знаю, но с твоих слов ей будет только на руку, если мы умрём сами, а не ты нас убьёшь.
– В том-то и дело, что она хочет, чтобы я сам вас поубивал! – в ярости закричал он, чувствуя, однако, что его слова не производят должного влияния на остальных и что их уже переубедить не получится. Он и сам уже ничего не понимал.
– Да к чёрту! Я не хочу закончить так же, как он!
Шайн судорожно сжимал голову руками, пытаясь сообразить, пытаясь найти выход, найти слова, способные хоть что-то изменить.
Никто из его товарищей не мог покончить с собой из-за их твёрдой убеждённости, что самоубийство обрекает душу в мире мертвых на вечные страдания без права на освобождение. А внушённая им королевой мысль, что только Шайн может всех спасти, прочно закрепилась в их пустых от ужаса головах.
Тем временем казнь продолжалась.
Ещё один свалился на пол, затрясся, шипя и булькая. Из последних сил он повернул свою дёргающуюся голову в сторону лидера, и не просто лидера, а товарища, слезящимися глазами моля его о помощи.
Шайн безумным взглядом глядел в его кровоточащие глаза, но не мог ничего сделать, не мог сам, своими руками убить друга, хоть страдал вместе с ним, мучился ещё и от собственной слабости, неспособности…
«Ничтожество, – снова зазвучал в голове голос. – Ты – ничтожество!»
Его друг скончался быстрее, чем предыдущий бедняга. Но остались ещё трое его союзников, над которыми он не мог занести меч.
– Шайн! Прошу тебя, скорее, умоляю, решайся! – посыпалось со всех сторон.
Они уже плотно обступили его, и с мольбой заглядывали ему в глаза, и со злостью трясли его за плечи, и хватали за руки.
А он всё смотрел в одну точку взглядом доведённого до отчаяния человека.
– Скорее, убей меня! – кричали наперебой голоса. – Почему ты не хочешь нам помочь и облегчить наши страдания? Скорее, я не хочу умереть так! Ну же, ну же! Решайся!
Фриджия приступила к казни третьего предателя. Он захрипел и скорчился на полу, с диким ужасом и болью на лице, платя за свое предательство кровавыми слезами. Скоро к нему присоединился четвёртый, и они уже оба захлёбывались собственной кровью, отчаянно пытаясь протянуть непослушные отяжелевшие руки к своему лидеру. Безуспешно пытаясь заглянуть в глаза.
Шайн сидел на постели, сжимал голову руками, пытался не видеть предсмертных мук своих товарищей, не слышать эти ужасные звуки…
– Невозможно… нет… я не могу… почему всё так… ведь только недавно они все… мы вместе были… мы только хотели… Невозможно… Невозможно! – шептал он бессвязные фразы, безумно глядя в никуда широко раскрытыми глазами.
– Шайн! Шайн! – не своим голосом кричал следующий и последний предатель. – Почему ты ничего не делаешь? Ты можешь нам помочь, а ты… Из-за тебя они умерли страшной смертью! Это ты во всём виноват, ты! – В добавление к своим словам он со злостью тряс его за плечи, бил по щекам, и вдруг чуть не плача повалился перед ним на колени. – Ну прошу, ты же видишь, умоляю… сделай это! Ты – мой соратник, друг… на той стороне тебе ничего за это не будет, ведь я сам прошу тебя!
Шайн только шептал бессвязные слова…
Время пришло, и пятый предатель, кряхтя, задыхаясь, из последних сил выдавил:
– Прошу…
Столько боли, страха, отчаяния, мольбы заключалось в этом задушенном крике, что Шайн замолчал. Он обратил свой обезумевший взгляд на друга, резко вскочил, выхватил свой меч и трясущимися руками воткнул его в дёргающееся тело. Затем с испугом отступил, рухнул на колени и зарыдал, беззвучно, открывая рот в немом крике. Застрявший в горле ком не давал ему дышать, болезненно сжималось сердце, и последние крохи рассудка вместе с волей и мыслями неумолимо покидали его.
Неизвестно, сколько он так просидел, пока пытался проглотить ком и отдышаться. И смириться с тем, что сделал. Он поднял голову и огляделся, без всяких на то причин, без мыслей что-либо увидеть. С его места в глаза бросился светлый лист бумаги, валяющийся на полу около стола. И вроде бы раньше его там не было, но у Шайна уже потускнело сознание, чтобы удивляться, думать о чем-то. Мужчина бессильно поднялся, подошёл к столу и отупело поднял сложенный вчетверо листок.
Снова этот почерк, его ни с чем не перепутаешь.
«Дорогой Шайн, – начиналось письмо, и вместе с тем в голове снова появился её голос, – теперь ты остался один. Как себя чувствуешь? Ты доволен, я надеюсь? Я хотела избавить тебя от заносчивости и мании величия. Уверена, ты уже понял, что сам виноват в смерти своих друзей. Видишь, они все умерли по твоей вине. Но, хочу тебя обрадовать, ты не умрёшь так же, как они. Всё будет по закону, на главной площади, перед многотысячной толпой, разгневанной на убийцу и предателя. Знаешь ведь, какая казнь ждёт предателя?