– Однако, – оптимистично добавил Эквитум, – он до сих пор жив, а значит, борется. Моррит крепкий солдат, не думаю, что он так просто сдастся.
Глория при этих его словах ещё больше утвердилась в своей вере в удачный исход: как же может быть иначе? Моррит немного полежит, восстановит силы, его рана затянется и всё снова будет хорошо! Надежда, она такая: никакими силами её не вытравишь… И Глория пребывала в греющей душу уверенности в чуде.
А Фриджия пыталась отодвинуть эту надежду подальше, чтобы не было потом ещё больнее. Вместе с надеждой отодвигала и весь мир, сосредоточившись только на состоянии своего слуги, своего друга.
Минуты проходили за минутами, отсчитывая долгие часы. Королеву никто не решался отвлекать. Глория решила пока побыть в стороне, общалась то со слугами, то с племянником. Мимо комнаты Моррита все старались проходить на цыпочках или не проходить вовсе, чтобы не нарушить тишину и не потревожить королеву неосторожным движением.
Королева мирно, сама того не замечая, внушала всем тихий ужас. В её необычной сосредоточенной холодности скрывалось что-то нехорошее. Это было как предчувствие или предзнаменование надвигающейся бури. Все, затаившись, ждали. И, как оказалось, совсем не зря.
Фриджия резко поднялась и подозвала Рави.
– Следи за его состоянием, пока меня не будет. В случае чего – действуй по обстановке.
И после небольшой паузы она таким же ровным тоном добавила:
– Глория и Бенедикт пусть будут здесь. Никуда их не выпускать, особенно на нижние этажи.
– Да, госпожа, – поклонился приближённый вслед своей королеве, которая с прямой спиной направилась к выходу из комнаты. Её походка была лишена обычной плавности, что сразу заметили её приближенные.
– Фиделис, Эквитум, за мной, – бросила она, не оборачиваясь.
В коридоре на порядочном расстоянии от комнаты-лазарета последовал новый приказ:
– Фиделис. Я сейчас напишу официальное письмо дому Конкордия, а ты его доставишь. Поручаю это тебе, так как ситуация серьёзная и портить отношения между властьимущими домами не следует. Если потребуется, всё им объяснишь, разумеется, не открывая лишнего. Затем возьмёшь несколько человек, проведёте пару выступлений на площадях. Вот, скажешь, ситуация крайне опасная, королеве нужна поддержка, любая помощь приветствуется. Сделаешь?
– Да, ваше величество.
– Замечательно, буду благодарна. А ты, Эквитум, составишь мне компанию.
Слуга ещё не знал, что под этим имеет в виду Фриджия, но что-то подсказывало ему, что ничего хорошего ждать не следует.
Эхо шагов сопровождало троих по притихшим коридорам до первого попавшегося кабинета с бумагой и чернилами. Там были выведены изящные слова притворного сожаления – формальная необходимость. Бумагу аккуратно сложили привычным движением, оформили и запечатали по всем правилам, и Фиделис с поклоном удалился выполнять поручение.
Королева повернулась к оставшемуся с ней стражу и с улыбкой проговорила:
– Не сердись на меня, Эквитум, но сегодня мне придётся нарушить некоторые правила. Воспользуюсь своей привилегией. Особый случай… – С улыбкой, пробирающей до самых костей.
Эквитум только напряжённо сглотнул и предпочёл сохранять молчание, пока это возможно. Он пока что ещё не совсем понимал, к чему клонит королева.
По мере того как девушка с полной безмятежностью на лице, от которой, впрочем, в пору было шарахаться, переходила из одного коридора в другой, миновала несколько лестничных пролётов и проделала хорошо знакомый слуге путь к закованной в железо двери в подвальные помещения, намерения королевы начали проясняться.
Пара стражей, дежуривших у входа в темницы, поклонились королеве, затем своему командиру. Фриджия мелодично скрипнула ключом в замочной скважине и спустилась по каменным ступеням вниз. От неё так и разливалось чистое благодушие в тёплом полумраке подвала.
Приветствовавших её слуг королева попросила немного постоять снаружи и проследить, чтобы никто ни под каким предлогом не смел беспокоить её. Всё это необходимо в связи с наметившейся важной беседой с двумя молодыми людьми. Дружеской беседой – подчеркнула Фриджия, в завершение одарив стражников обаятельнейшей улыбкой, от которой тем двоим резко стало трудно дышать.