Но тут волна проскользнула под кормой, подняла лодку и понесла ее.
«Я понятия не имею, продвигаюсь ли вперед, — подумала она. — Но что же мне еще остается?»
Брызги обдали Сольвейг и скатились по ее лицу. Она облизала соленые губы.
— Хеймдаль! — взмолилась девушка. — Сын девяти волн! Сын девяти матерей! Укажи мне путь. Спаси меня от Ран и ее гибельной сети.
У Сольвейг опух язык и пересохло во рту, но она не решалась оставить весла и глотнуть воды. Еще не скоро у нее появилась уверенность, что она приближается к земле, и лишь через час она смогла направить лодку к спокойным водам. К тому времени она промокла насквозь, и ее била дрожь. Девушка знала, что заглянула смерти в глаза и едва спаслась.
Сольвейг села у весел и напрягла плечи. Оттолкнув ялик подальше от основного течения, она вглядывалась в берег до тех пор, пока не увидела небольшую гавань, куда могла бы причалить.
Там, рядом с останками корабля, покрытыми зелено-черным илом, стоял дряхлый старик. Он наблюдал за тем, как Сольвейг загоняет лодку на галечный берег.
Девушка ступила из лодки, пошатнулась и упала на четвереньки.
Старик держался в стороне. Его седые кустистые брови двигались словно бы сами по себе.
Сольвейг медленно выпрямилась и посмотрела на него.
— Ты дура! — злобно сказал тот.
— Я не хотела. — Сольвейг била дрожь.
— Это же безумие! В такой ветхой дырявой лодчонке.
Кожа Сольвейг посинела, а зубы отбивали дробь.
— Я уснула.
Старик сплюнул в гравий:
— Кто ты вообще такая?
Сольвейг не ответила.
— Назови свое имя.
— Я… я… оно осталось в прошлом.
— Ты откуда?
— День пути. Я плыла вчера весь день и всю ночь.
— Так долго? — вскричал старик. — Ты продержалась в этой лодке столько времени? — Он злобно зыркнул на Сольвейг: — Ты хоть человек?
— Да, конечно.
Дед указал большим пальцем себе за плечо:
— Пошли со мной.
— Мне не нужна помощь.
— А я говорю, пошли. Ты продрогла до костей.
Сольвейг едва доплелась на трясущихся ногах до хижины, куда ее повел грозный старик. Это и впрямь была хижина, совсем непохожая на просторный хутор, где она жила раньше. У огня сидела старуха.
— Бера! — рявкнул дед. — Ты только посмотри на это!
Беру не пришлось упрашивать дважды. Она положила руку на плечо Сольвейг, усадила ее на свое место и завернула в шарф крупной вязки.
Сольвейг тряслась как в лихорадке и не могла унять дрожь. Впервые ее глаза наполнились слезами.
— Ее принесло течением, — объяснял старик жене. — В дырявом старом ялике. Я увидел ее сразу после восхода солнца.
Бера поставила в трясущиеся руки Сольвейг полную миску теплой похлебки из репы.
— Из Левангера? — прокаркал дед. — Ты оттуда?
Сольвейг резко покачала головой.
— Я уж подумал, что все, пропала ты с концами. Да, так и подумал.
— Еще супа? — спросила Бера, понимающе улыбаясь Сольвейг.
Девушка все еще дрожала так, что ей непросто было держать в руках миску, не проливая.
— Нет, правда. Не из Асгарда же она спустилась, — продолжал старик. — Боги вечно жалуются, что в Мидгарде плохая еда. Вечно хотят чего-нибудь получше.
— Олейф, ну ты и скажешь! — усмехнулась его жена.
— Он прав, — заметила Сольвейг. — Рыжий Тор забивал и жарил только собственных коз. Ой! — Она расправила плечи и посмотрела на престарелую пару. — Простите, что я не говорила ни слова. Мне было так холодно.
— Я понимаю, — мягко ответствовала Бера.
— Не из Асгарда, — повторил ее супруг. — И не призрак. Она не похожа на призрак.
Старушка ущипнула щеку Сольвейг:
— Разумеется, нет. Она такая румяная и хорошенькая.
— Но под этой крышей ей не рады, — сказал Олейф. — Отказывается называть свое имя. Отказывается рассказать, откуда пришла. Может, сбежала откуда.
— Ну, Олейф, давай садись в свое кресло.
— Сбежала, да? — обратился старик к Сольвейг.
Та глубоко вздохнула и закрыла глаза:
— Я иду вслед за отцом.
Брови Олейфа задвигались.
— На рынок? — спросила Бера.
Сольвейг покачала головой.
— Тогда продолжай! — приказал Олейф.
— В Миклагард.
— Куда-куда?
— В Миклагард. Великий город. Сияющий город.
Олейф сплюнул в огонь, и тот зашипел в ответ.
— До него тысяча миль, — объяснила девушка.
— Ерунда! — заявил старик.
— Правда! Миклагард лежит за страной Гардарики. Южнее.
— Верно, — язвительно заметил Олейф. — До него тысяча миль, а ты заснула, не добравшись до Трондхейма.