«Отец! Отец мой! Я и представить себе не могла, что тебя не будет дома, когда я спущусь с холма. Ни на секунду не могла такого помыслить. Как же ты мог уйти, не сказав мне? Как ты мог?»
Сольвейг вздохнула, вытянулась и устремила взгляд на кормчего. Он сидел на корме, держа в руках рулевое весло, и его лицо освещало мерцание ночного фонаря.
И как раз тогда, когда ночь становится черней самой черноты, когда наступает час волка, Сольвейг, Рыжий Оттар и торговцы проснулись от шума и тряски. Парус хлопал, как огромное крыло, сосновая мачта стонала, корабль подпрыгивал и содрогался. Их обжигали потоки соленых брызг, а Торстен, стоя на палубе, орал что-то в ночную даль.
Все сгрудились вокруг него. Сольвейг не удержала равновесия, споткнулась о деревянный сундук и упала. Вигот помог ей встать. Он прищелкнул языком:
— Да ты просто пала к моим ногам!
Но Сольвейг быстро стряхнула с себя его руки: она была напугана не менее остальных.
— Что? — галдели все. — Что это было? Что случилось?
— Уйдите с дороги! — прокричал Рыжий Оттар. — Торстен! Что это было, приятель?
А Торстен продолжал вглядываться в море за кормой. Он указывал куда-то пальцем.
— Чудно-то как, — промолвил он. — Ох чудно. Вынырнуло из тьмы и нырнуло обратно.
— А ну идите отсюда! — приказал Рыжий Оттар. — Все спать.
Торстен повернулся к торговцам. Глаза его были черные от усталости.
7
Только утром он поведал всем о том, что же произошло:
— Оно замаячило в темноте, выплыло из мрака. Только что не было — и вот оно уже тут.
— Что же? — выспрашивали все. — Что это было?
— Корабль. Черный как смоль. Темнее ночи.
— Даже парус? — спросила Сольвейг.
— И он тоже. Выступал из темноты только впередсмотрящий на носу. Крупный такой мужчина, — сказал он девушке. — Вроде твоего отца, только просвечивал насквозь.
Сольвейг застыла на месте, а Одиндиса шумно втянула воздух сквозь зубы.
— Я ему кричал, но он мне не ответил. Тогда я наклонил рулевое весло и стал молиться, чтобы боги даровали мне сил. Весло чуть не выкрутило мне руки, честное слово.
— Если бы не ты, Торстен, — сказал Рыжий Оттар, — мы бы уже спали на дне Балтийского моря.
Торстен выдвинул вперед челюсть и обратил взгляд к Асгарду:
— Не меня благодари, а свою морскую жену, свой корабль!
Тут Эдит сказала, будто припоминая что-то:
— Плеск волн. Шум волн. Крики.
— В этом и дело! — ответил Торстен. — Корабли издают звуки. Нос разрезает воду, трещит корпус, хлопают знамена. А этот двигался бесшумно, совсем бесшумно.
— А я предупреждала, — вступила в разговор Одиндиса. — Это чародеи. Я почувствовала их, когда вытянула над водой руки. Они плыли с Аланда.
— И кто ж это говорит? — насмешливо спросил ее Рыжий Оттар.
— Я говорю, — ответствовала она, расправляя плащ.
— Послания, — сказал Бруни.
— Что-что? — переспросил Оттар.
— У нас в Исландии, — пояснил тот, — есть колдуны, которые умеют насылать смертоносные заклятия и поднимать людей из могил. И сотворять послания.
— А что это? — вмешалась Сольвейг.
— Наваждения. Послания могут становиться громадными, а могут сжиматься до размера мухи. Они садятся на корабль и пересекают океаны. И погружают людей в такой глубокий сон, что те никогда не проснутся.
— Позже расскажешь, Бруни, — прервал его Рыжий Оттар. — Для басен у нас еще будет время.
— Послания — это не выдумки. Мы в Исландии все про них знаем.
Торстен со злобой зыркнул на него:
— Так пошли себе что-нибудь, мне плевать.
— Чародеи с Аланда, — повторила Одиндиса. — Или призраки. Нам бы лучше не плыть туда.
— Почему? — спросил Рыжий Оттар. — Они плыли не за нами.
— Он прав, — согласился Торстен. — Иначе нам бы не удалось спастись.
— Я не изменю курс, — сообщил ему Оттар, — из-за какого-то бесшумного корабля.
Одиндиса предупредила их:
— Мы должны принести благодарственную жертву за спасение. Иначе Эгир…
— Что же? Что мы можем пожертвовать? — спросил Бруни.
— Что-нибудь живое.
Торговцы переглянулись. Затем взгляды всех обратились к Бергдис. Та сказала:
— Эгир и Ран не очень-то обрадуются мышке или крысе, даже если нам удастся их поймать. Значит… если не считать нас самих… единственные живые существа на корабле — это куры.