— Сегодня всего лишь первое июня, — отозвалась Сольвейг.
Проводник кивнул:
— И каждый день будет все жарче и жарче. Вот увидишь.
Сольвейг прикрыла глаза и увидела маленькую лодку, рассекавшую море цвета расплавленного золота. На носу стоял мужчина, а за ним — другая фигура, поменьше. Оба смотрели вперед. Сердце Сольвейг было переполнено всем тем, о чем рассказал ей король… Она вновь открыла глаза.
Михран улыбнулся:
— Ты идешь в путешествие?
— Иногда я сама не понимаю, где нахожусь. Сейчас я в Киеве, но одновременно и дома во фьордах, и в Миклагарде.
Команда Рыжего Оттара тоже предавалась отдыху. Торстен немного приподнял флаг, и многие из путников улеглись в его тени.
Вскоре, однако, Оттар несколько раз хлопнул в ладоши, призывая всех подойти. Он рассказал, как любезно отнесся король к нему самому и к Сольвейг из-за того, что уже привечал ее отца.
— Король подарил ему изогнутый меч, — добавил Михран.
— И вот поэтому король Ярослав и хотел, чтобы я привел к нему Сольвейг, — объяснил Оттар Бергдис.
Та в ответ лишь выставила вперед подбородок.
Затем Рыжий Оттар рассказал команде, что вверх по течению собирают войска печенеги, что король попросил о помощи и пообещал за это награду, и о том, как разбогатеют они в Миклагарде. Шкипер уверил их в том, что желает, чтобы решение все приняли сообща.
— Это мое судно, — сказал он. — И за мной остается последнее слово, поэтому без меня вы не справитесь. Но и я не справлюсь без вас. Поэтому мы должны договориться.
Слоти и Бруни были единодушны: оба хотели поплыть дальше, в Миклагард, если судно выдержит такой путь.
— Выдержит, да, — заверил их проводник, глядя на Торстена. — Но оно большое.
— Большое?
— Для порогов.
— Что такое пороги? — спросил Бард.
— Течения, — объяснил ему Слоти. — Вода, которая течет вниз.
— Семь, — задумчиво проговорил Михран. — Многие викинги оставляют здесь свои большие корабли и покупают лодки поменьше. Барки.
— Нет! — отказался Рыжий Оттар. — На это я не пойду. — Он оглядел свое судно. — Это же… это же моя морская жена.
— Мне кажется, — продолжил Михран, — судно большое, но не слишком. На четвертом пороге нам предстоит волок. Как и любому кораблю.
Память о недавних тяготах была еще так свежа, что охладила пыл некоторых путников, но Рыжий Оттар и Михран уверили их, что печенеги еще опаснее водопадов.
— Нам предстоит выбрать, — пояснил шкипер, — оставаться здесь или продолжить путь.
Одиндиса жестом указала на неподвижно лежащую в трюме фигуру:
— А как же Вигот?
— Если мы отправимся дальше, нам придется оставить его здесь.
— Лечебница, — тут же отозвался Михран. — Монахи.
— Ну наконец-то христиане хоть на что-то пригодились, — заметил Рыжий Оттар. — А когда мы вернемся, то решим, стоит ли брать его обратно. — Он кивнул Одиндисе: — Ты права. Иногда лучше всего помедлить с решением.
— Ты хочешь знать, что я думаю? — вмешалась Бергдис.
— Конечно.
— Я дивлюсь твоим словам.
Рыжий Оттар фыркнул.
— Нам следует принести жертву богам и посмотреть, какие они пошлют знаки, — объявила Бергдис.
— У нас нет на это времени.
— Нет времени на богов?
— Позже. Если мы уезжаем, то надо сделать это как можно скорее. И если мы обречены, то так тому и быть.
Сольвейг тут же на ум пришли шаманка и ее третье пророчество: «Я вижу то, что вижу: одну новую смерть».
В нос ей ударил густой затхлый воздух шатра.
— Обречены, а? — спросила Бергдис. — И это мне говорит человек, который всегда призывал богов на помощь!
Рыжий Оттар глухо зарычал.
— Иисус наставляет нас помочь себе самим, — вступил в разговор Слоти.
— Мы не говорим об Иисусе, — резко возразила Бергдис.
— Я хочу поехать в Миклагард не только в надежде разбогатеть, — продолжал Слоти. — Я хочу увидеть Миклагард собственными глазами. Для христиан это величайший город в Мидгарде, если не считать Иерусалима.
— Почему? — спросила Сольвейг.
— Ох, только не наводи его на этот разговор, — предостерег ее Оттар.
— Как любая мать, я просто хочу, чтобы мои дети были в безопасности, — высказалась Одиндиса.
Рыжий Оттар перевел взгляд на Сольвейг:
— Тебя, конечно, нет смысла спрашивать.
И Сольвейг так радостно и лучезарно улыбнулась ему, что тот не смог удержаться от смеха.
Они еще долго спорили, приводя все те же доводы, и лишь когда на причале вновь загудела, запульсировала и закипела жизнь, было решено продолжить путь.