Я вздохнул и, спасаясь от утренней стужи, закутался потеплее в сутану. Тепло приходило в Эллинбург гораздо позже, и совсем ненадолго.
– Там, – сказал я, – на улицах, что принадлежат Благочестивым, людям нечего есть. Они болеют, но не могут позволить себе лечение. У меня на улицах люди изнемогают от невозможности найти работу. Этого я допустить не могу.
– Мы ведь выросли на этих улицах, – рассеяно глядя, негромко возразил Йохан, – мальчишкой ты гонялся за мной по этим вот переулкам. Люди и тогда голодали.
– Верно, голодали, но, став Благочестивыми, мы же положили этому конец. Мои улицы – мои люди. И отвечать за них тоже мне.
– Наши улицы, – поправил Йохан. Я на него зыркнул, но согласился.
– Ну, наши. Улицы Благочестивых. Когда-то я вывел их из нищеты и смогу вывести снова, если будете со мной.
Я обвёл всех взглядом. У Анны с Эллинбургом не было связано решительным образом ничего, так как нога её не ступала до сей поры по улицам города, но я знал – уж она-то меня не бросит. Тётушка прокашлялась:
– Насколько помню, Томас Благ, выводил ты эти улицы из нищеты, обложив каждый дом побором, не спрашивая его жителей, и тратил эти деньги удобным тебе образом на то, что, по-твоему, этого заслуживало.
Её слова меня, надо признать, изумили. Она, конечно, была права, но сейчас я не ожидал, что она выскажет подобное мнение.
– Всё верно. За это они получили моё покровительство. Не было такого, чтобы кто-нибудь ограбил дом на одной из улиц, принадлежащих Благочестивым, и ему сошло это с рук, а потом об этом разнеслась молва, так что любые попытки прекратились. Бывало, по этим улицам женщина не могла пройти в сумерках без сопровождения – этому я тоже положил конец. На улицах стало безопасно.
– Не слишком-то безопасно для тех, кто не захотел тебе отстёгивать, а?
Я впился взглядом в единственный тётушкин глаз и не понимал, чего это она так старается меня взбесить. Чуть было не сорвались с языка слова, о которых я бы потом пожалел, но тут меня опередил Йохан:
– Так и что с того, старая ты карга? Наши улицы – наши, мать их, правила!
– А то с того, Йохан, что повторить вы это не сможете, – сказала она, не отводя глаза. – У кого нет ничего, с того нечего и взять.
– Знаю, тётя, – ответил я. – Я ведь с войны вернулся, а не из жёлтого дома. У меня тайники с деньгами по всему городу – припрятаны по заведениям, которые у меня увели. Так что же, я их верну. Начнём с постоялого двора в Свечном закоулке. Анна побывала там вчера утром, и его точно не держит никто из наших знакомых. Хочу его вернуть.
– Вот и правильно, чёрт его дери. – Йохан осклабился и хлопнул меня по плечу, как, наверно, это заведено у братьев. – Правильно, чёрт его дери, Томас!
Я с вопросом глянул на Анну – та пожала плечами.
– Куда поведёшь, туда и пойду, – сказала она.
Тётушка Энейд пробралась пальцем под глазную повязку и какое-то время там почёсывала, цокая языком. Всё-таки монахиня из неё была ну совсем никакая, и мне внезапно пришло в голову: надо бы раздобыть ей какое-нибудь другое платье, прежде чем тётушка появится на людях.
– Поступай как знаешь, Томас, – сказала она немного погодя.
– Так чего тогда тянуть? Вот и порешили. Анна, собери-ка человек десять, а остальные пусть будут готовы удерживать харчевню, пока нас не будет. Вечером выступаем.
– Есть, – отчеканила Анна и встала. Вслед за Анной через некоторое время вышел и Йохан.
Тётушка задержала меня своим цепким, как стальной капкан, взглядом.
– С этой сраной харчевни, – тихонько сказала она, – и медяка было не выручить, ты это прекрасно знаешь. Где-то у тебя припрятано серебро, Томас Благ, и не пытайся меня в этом разубедить. Братец твой, может, и дурак, только я-то не дура. Там, откуда эти деньги, есть ведь ещё?
– Это уже моё дело, – ответил я.
– Так если у тебя есть накопления, и если ты хочешь помочь всем этим несчастным, тогда просто потрать на это свои сраные деньги, – прошипела Энейд. Сказать по правде, там, за стеной, было вдоволь золота, чтобы кормить мои улицы в течение года и более, но Энейд это касалось не больше, чем Йохана. Если я начну тратить золото, рано или поздно придётся отвечать, откуда оно у меня взялось, а рисковать я не хотел. Так что о нём должен знать только я один.
– Больше у меня и нету. А если бы и были, что делать, когда закончатся? Если начну кормить людей, а они попадут от меня в зависимость, так мне придётся как-то и дальше их кормить, а это уже не прокатит. Надо дать им работу, а не подачку, а для этого мне нужен доход. Как ты и сказала, поборы взимать не выйдет, так что нужно мне вернуть своё дело. И я, чёрт возьми, пойду и верну.