До тех пор, пока дверь пинком не вышибли шестеро вооружённых амбалов.
– Ебать! – воскликнул Брак.
Надо отдать ему должное, это словечко было у него любимым.
Я сидел неподвижно, уставившись на незваных гостей, однополчане же мои обнажили оружие. Я знал, кто их сюда привёл, но вот уж не думал, что доведётся ещё раз с ним увидеться. Руки я держал перед собой на столе, вдали от рукоятей Плакальщиц.
Шестеро протолкнулись внутрь, за ними влетели дождевые капли. Их предводитель сорвал с лица намокший капюшон своего плаща и свирепо мне ухмыльнулся:
– Едрёна монахиня, Томас Благ!
Я поднялся.
– Брат, – ответил ему я.
Глава вторая
Мой братец Йохан огляделся и разразился хохотом. Был он на четыре года меня младше, но выше и тоньше, нечёсаный и с трёхдневной щетиной на остро выступающем подбородке.
– Грёбаный капеллан? – воскликнул он, рассматривая мою сутану. – Как, ты – и грёбаный капеллан? Если могу хоть сколько-нибудь судить, половина твоего отряда валяется ужратая в говнину, а одного из них ты только что своими руками прирезал!
Хвала милосердной Госпоже нашей, особых полномочий, чтобы судить, у Йохана не было. И всё-таки, надо признать, сейчас он имел на это полное право. Я натужно улыбнулся:
– В такие уж времена мы живём.
– Верно, чёрт возьми, – согласился Йохан и обернулся к своим. – Ребята, это Томас, братишка мой старший! Не видал я его с начала войны, а сейчас он, гляньте-ка, грёбаный жрец. Только это ерунда, мужик-то он свой. И парни его в угощении нам не откажут, а?
Последний вопрос был ко мне. Я пожал плечами:
– Милости просим. Не то чтобы мы за всё это заплатили.
Если у меня в отряде и уловили напряжение между мной и братом, то виду не подали, что было с их стороны весьма разумно. Ребята Йохана тут же набросились на выпивку и закуску, сам же он подсел за стол к нам с Анной. Из его отряда не знал я никого. Мы с Йоханом угодили в два разных полка, и, если теперь был он здесь, могу лишь предположить: где бы ни застал их конец войны, он провёл свою горстку людей оттуда через всю страну, чтобы соединиться с нами.
– Эй! – крикнул он. – Баба! Принеси-ка нам пива.
Анна гневно вскинулась, но Йохан вовсе не к ней обращался. Один из его людей принёс нам две кружки и снова подсел к своим. На вид был он таким же здоровенным жлобом, как и все остальные, и, как по мне, не было в этом хлопце ничего мало-мальски женственного. Я вопросительно поднял бровь:
– Баба?
– Да, этот у нас Билл Баба, – хохотнул Йохан. – Это мы так его прозвали, потому что Билл как кого-нибудь прирежет, так и давай реветь. Вот только, заметь, он уже стольких к чертям пришил, что это даже и не смешно, но ведь знаешь же, как кличка липнет к человеку.
Уж мне ли было не знать.
– Он, верно, много плакал под Абингоном, – вставила Анна.
– Да уж, – ответил Йохан и затих.
Нас, двоих братьев, объединяла война – вот, пожалуй, и всё. Война да воспоминания с войны; о домашней жизни до неё, о нашем детстве мы давно и благополучно позабыли. В нас с Йоханом не было ничего общего. Ничего и никогда. До войны работали мы вместе, но друзьями нас назвать никак было нельзя. Тётушка моя вечно твердила, что я всегда слишком сдерживаю чувства, но, как по мне, это у Йохана вечно всё было немного через край. Верно, из нас двоих слагался один полноценный человек. Но чего не знаю, того не знаю. Это уже, полагаю, философские материи, а тогда не время было разводить философию.
Через стол посмотрел я брату в глаза и в этот миг понял, что с ним сделала война. Йохан вообще-то всегда был буйным, но теперь появилось у него во взгляде что-то особенно зверское, чего я раньше не замечал. В зрачках можно было разглядеть чуть ли не огонь пушечных выстрелов, в мутных белках глаз – клубы пыли от рушащихся стен, а в их покрасневших уголках – реки крови, через которые нам довелось переправиться. Сколь ни мало у Йохана было до войны здравого рассудка, в пыли Абингона он утратился полностью.
– Брат, – сказал я и протянул ему руку через грубо тёсаную столешницу. Йохан качнулся и осушил свою кружку одним долгим судорожным глотком, добрую половину пива пролив себе на ржавый доспех. Порожний сосуд, обернувшись, швырнул в огонь.
– Что ж теперь-то? – прорычал он. – Что ж теперь остаётся славным ребятам Благам, которые вновь повстречались на задворках пекла?
Он вскочил на стол, пинком выбил у меня кружку, бесцеремонно окатил пивом коченеющее тело Дюка. Любому, кто был с ним не знаком, Йохан показался бы пьяным, только я-то знал, что братец мой вовсе не пьян. По крайней мере, пока. Йохан был Йоханом, и таково его всегдашнее поведение. Просто у него всю жизнь было с башкой не в порядке.