И одни за другими они проходят, спрашивают «насчет работы» или «Христа ради на дорогу» и идут дальше, теряясь в снежной равнине, а на смену приходят другие…»
Так было зимой, но и летом в степи наблюдались не менее страшные картины. А универсальной мерой защиты от засухи было только одно — крестный ход и молебны. Голод был настолько силен, что растерялись губернаторы, да и правительство растерялось. Никакой организованной борьбы с великой народной бедой не велось. Костычев лето 1891 года провел в разных местностях степной России, с ужасом наблюдал он то опустошение, которое причинила засуха житнице страны. Он собирался обязательно побывать у Энгельгардта и посмотреть его новые опыты, — так они договорились, но не поехал.
«Где вы? что вы? как вы? — писал ему Энгельгардт в конце августа 1891 года. — Хотели заехать ко мне в Батищево, да и не заехали… Где вы были нынешнее лето? Не в голодной ли стороне? Ведь дело плохо»{Архив Академии наук СССР, фонд 159, опись 1, № 131, письмо от 31 августа 1891 года.}.
Позднее, уже зимой, когда реакционные газеты подняли шум в связи с тем, что хлеб подешевел, а крестьяне все равно ею не покупают, Энгельгардт с возмущением бранил эти газеты и писал своему ученику:
«А отчего дешевеет? Да оттого, что не на что его покупать. Едят всякую дрянь, а хлеба не покупают потому, что «купила нет»{Архив Академии наук СССР, фонд 159, опись 1, № 131, письмо от 1 декабря 1891 года.}
Костычев и сам видел, что положение в стране отчаянное, что крестьяне голодают и не имеют семян на посев будущего года. Он понимал, что этот неурожай не случайное явление, а совершенно закономерное при господствующих в России условиях сельского хозяйства. Костычеву полностью была ясна только техническая сторона несовершенства этих условий.
Энгельс в письме к русскому экономисту Н. Ф. Даниельсону изложил свой взгляд на неурожай 1891 года: «…нынешний неурожай, — писал Энгельс, — представляется Вам не несчастной случайностью, а необходимым следствием, одним из неизбежных спутников начавшегося в России с 1861 г. экономического развития. Это также и мое мнение…»{Переписка К. Маркса и Ф. Энгельса с русскими политическими деятелями. Изд. 2-е, 1951, стр. 153.}
«Неурожай, по-моему, — писал далее Энгельс, — только сделал очевидным то, что в скрытом состоянии существовало уже и раньше. Но он ужасающе ускорил совершающийся процесс. Этой весной к моменту сева крестьянин будет бесконечно слабее, чем он был прошлой осенью… Нищий, по уши в долгах, без скота, что может он поделать даже в тех местностях, где ему удалось перезимовать, не покидая своей деревни? Мне кажется поэтому, что потребуются целые годы, чтобы справиться вполне с последствиями нынешнего бедствия»{Переписка К. Маркса и Ф. Энгельса с русскими политическими деятелями. Изд. 2-е, 1951, стр. 155}
В последующих письмах на эту же тему Энгельс подчеркивал, что главные причины неурожая — социального порядка, связаны они с разорением крестьянства и с вытеснением помещика капиталистов.
Передовые представители русского естествознания — В. В. Докучаев, К. А. Тимирязев, А. И. Воейков, A. А. Измаильский, очень молодой тогда еще B. Р. Вильямс — энергично взялись за разработку и широкую популяризацию научных методов борьбы с засухой. Не мог, конечно, остаться в стороне от этого патриотического движения русских ученых и Костычев. Он читает публичные лекции о борьбе с засухой, а в 1893 году выпускает свою работу «О борьбе с засухами в черноземной области посредством обработки полей и накопления на них снега.
— Неурожай 1891 года, — говорил Костычев, — заставил нас, русских, отнестись весьма серьезно к судьбам нашего отечественного земледелия.
Борьба должна вестись не с последствиями засухи, а с ее причинами. Борьба эта должна обязательно основываться на целостной системе взаимосвязанных мероприятий. Изолированные, отдельные приемы, как бы они ни были хороши сами по себе, не дадут нужного эффекта, если будут проводиться вне системы, вне комплекса.
Костычев указывал на большое значение защитных посадок леса, «живых изгородей», как он выражался, но одновременно он предупреждал против одностороннего увлечения лесоразведением.
— Лес нам очень нужен для защиты полей, — говорил ученый, — но в обнаруживаемой у нас вере в лес проглядывает, несомненно, вредная сторона дела, а именно: начавши разводить леса, мы когда-то еще дождемся благоприятного их влияния на изменение климатических условий, а потом многие…. пожалуй, и ограничатся этим: дело ведь делается и в свое время принесет плоды. А случится до того какое-либо бедствие, — значит против него уж и средств не придумаешь. Но так ли это в действительности?