Для того чтобы доказать участие органо-минераль-ной жидкости в питании растений, следовало проверить, способна ли она проникать через растительные перепонки. Это явление, известное в науке под названием диализа, или диффузии, было воспроизведено Грандо в одном из его опытов. Оказалось, что «черное вещество» на 90 процентов прошло через растительную перегородку. «Результаты этих опытов, однако, совсем невероятны», — утверждал Костычев. Он совершенно точно показал, что «черное вещество» совсем не подвергается диализу, а через перепонку проникает лишь совершенно обесцвеченная жидкость, содержащая в растворенном состоянии некоторые минеральные соли. «Поэтому, — заключал Костычев, — мы вправе не придавать никакого значения проведенным опытам Грандо над диффузией».
Однако авторитет Грандо являлся достаточно высоким, и надо было располагать большим числом фактов, чтобы опровергнуть его теорию. Костычев прекрасно понимал это, но ему все труднее удавалось ставить новые опыты. Дело в том, что не прошло и года после занятия им должности преподавателя растениеводства, как Земледельческий институт был реорганизован в Лесной институт{Ныне Ленинградская лесотехническая академия имени С. М. Кирова.}. Кафедра растениеводства была упразднена, и Костычеву предложили доцентуру по земледелию. Это «понижение в должности» отразилось на его материальном положении, но он остался в институте, не желая покидать организованной им небольшой лаборатории.
Оборудование этой лаборатории было очень бедным — и раньше на нее отпускали ничтожные средства, а теперь, после того как институт изменил свой профиль, ассигнования уменьшились до предела. Из отчетов Лесного института за первые годы его существования видно, что кабинет земледелия и почвоведения совершенно не пополнялся никакими новыми приборами, а старые постепенно приходили в негодность. Создавалась серьезная угроза для научной работы Костычева. Он не мог примириться с этим.
В январе 1878 года собрался совет Лесного института. После разбора очередных дел директор института огласил заявление преподавателя земледелия П. Костычева. Вот что услышали члены совета:
«Уже давно в сельскохозяйственных обществах, на съездах и в литературе неоднократно говорено было о том, что в России следовало бы учредить сельскохозяйственные химические станции… в настоящее время в пределах России уже существует одна такая станция в Риге… Но, конечно, не все… могут обращаться на Рижскую станцию, так что другие подобные станции, наверное, будут не менее полезны. Принимая все это во внимание, а также вместе с тем и то, что Институт имеет полную возможность открыть у себя Сельскохозяйственную химическую станцию, я имею честь покорнейше просить Совет Института ходатайствовать пред Министерством о разрешении на открытие станции»{ГИАЛО, фонд 994, дело 11, связка 379, опись 6, лист 1.}.
Далее в заявлении писалось о том, что для проектируемой станции не потребуется никаких денежных ассигнований от государства — было ясно, что оно их не выделит. По идее инициатора станция должна была выполнять анализы различных сельскохозяйственных продуктов по заказам государственных учреждений и частных лиц. Получаемые за это деньги предполагалось использовать на приобретение приборов, реактивов, на оплату специального помощника.
Не сомневаясь, что такая станция принесет пользу русскому сельскому хозяйству, Костычев одновременно надеялся получить некоторые средства для проведения задуманных им научных исследований. Кроме того, он считал, что и сами анализы могут дать известные научные результаты. Так оно впоследствии и получилось.
Некоторые профессора института отнеслись к предложению Костычева скептически.
— Уместно ли организовывать такую станцию, преследующую чисто сельскохозяйственные цели, именно при Лесном институте? — спрашивали они.
— Вполне уместно, — отвечал им Костычев.
В особой докладной записке он писал по этому поводу:
«Что касается вопроса об уместности сельскохозяйственной станции при Лесном институте, то мне кажется, что едва ли кто решит его в отрицательном смысле, так как станция, нисколько не мешая институту в выполнении его прямого назначения, может только возвысить его значение в других отношениях»{ГИАЛО, фонд 594, дело 11, связка 379, опись 6, лист 1.}.