– Я тут на балконе случайно закрылась.
– Так откройтесь, Аида Германовна, обратно.
– Не могу. Снаружи, точнее изнутри, ручка на балконе повернулась. Она у нас такая хлипкая в последние дни стала. Хлопнешь сильнее – она и повернётся снаружи, то есть изнутри. А я тут – внутри, уййй… то есть – снаружи. Это ручка внутри. Внутри тёпленькой нашей квартирки, – тётя Аида чуть не плакала.
– А вы Альбертику постучите. Или его дома нет?
– Что ты! Дома он, дома! И я стучу. Но он не слышит. Он на кухне. Чай пьёт и телевизор смотрит.
– Так я сейчас домой приду и вам позвоню. У вас же телефон на кухне?
– Альберт трубку не возьмёт.
Другой бы прохожий ничего не понял, но Лариса тут же поняла всё.
– И давно вы так стучите?
– Не знаю. Но голос осип, стольких умоляла помочь. Но у нас же народ – сама знаешь. Не народ, а сплошная дрянь. Помирать будешь, никто к тебе не подойдёт.
– Я всё поняла, Аида Германовна. Стойте. Приседания делайте, чтобы не замёрзнуть, перекаты с носка на пятку, с пятки на мысок, вращения кистями рук. Скоро мы вас освободим.
– Ой, спасибо Ларисочка, – благодарила тётя Аида. – Вот что значит образованный человек, художник. Художники все совестливые. Мой дедушка тоже в молодости рисовал…
Причём тут было образование и художники, и тем более совесть с дедушкой в придачу, Ларисе было не совсем непонятно. Да и размышлять над этим ей было некогда.
Не заходя к себе в квартиру, Лариса сразу же позвонила в квартиру к Альбертику. Но за дверью стояла гробовая тишина, и только Лариса знала, что там, в этой соседской квартире несчастная тётя Аида мёрзнет битый час запертая на балконе, а сын сидит на кухне, чаёвничает, смотрит телевизор и не впускает родную маму в тепло.
Лариса чуть не пнула ногой тёть Аидину дверь, но раздумала: вспомнила, как Аида Германовна ежедневно чуть ли не с лупой рассматривает дерматиновую обивку.
Лариса стояла и думала: что же делать? Мамы, как назло, нет дома. Вася ещё не вернулся с тренировки…
Можно было передать тёте Аиде через смежный соседский балкон тёплые вещи. Но балкон тёти Аиды был застеклён, и не передашь. «Эх, – думала Лариса. – Вот бы балкон не был застеклён. Но тогда бы тётя Аида давно в снежинку превратилась». Можно было просто разбить стекло балконной двери, но тётя Аида очень бережливая. Она скорее замёрзнет, чем дверь испортит – это ж потом стекольщику платить.
И Лариса позвонила однокласснику Чернявскому.
– Дим! – поздоровалась Лариса. – Ты вот сто раз говорил, что всё для меня сделаешь?
– Ну из окна прыгать не стану, а так, в принципе, да: всё сделаю… – Чернявский запнулся: – Ну… почти всё.
– Вот и хорошо, – сказала Лариса и поведала преданному однокласснику свои затруднения.
– Жди! – сказал Чернявский.
Он пришёл с молотком в руке. С огромной кувалдой.
– Ты чего? Взломать дверь хочешь?
– Ну что ты. Так бы конечно взломать не помешало или службу МЧС вызвать. Но я же знаю Аиду Германовну.
– Кто ж её не знает. Её вся школа знает.
– Да что там школа. Все школы района! – Чернявский погладил нестриженые пакли волос и таинственно продолжил: – Кувалда у меня для другого.
И Чернявский стал стучать по придверному коврику.
Звук получался глухой, как будто били внутри головы, а не по коврику.
На десятый удар прибежали соседи снизу и чуть не убили Чернявского. Но Чернявский объяснил, как мог, ситуацию и вымолил ещё десять ударов – Чернявский был дипломат, мастер извинений и выпрашиваний, жаль что в тестах ОГЭ этим нельзя было воспользоваться.
И вот, когда надежды совсем уже не осталось, перед самым последним двадцатым ударом, за злосчастной дверью послышался голос Альбертика:
– Эуч! Я в милицию позвоню.
– Давно полиция, дружище, – обрадовался Чернявский. – И мы туда уже позвонили, – Чернявский был мастер лапшу на уши вешать.
– А зачем вы позвонили? – раздался за дверью испуганный голос.
– Как зачем? Мама твоя на балконе запертая.
– Нет. Её там нет. Я её впустил.
Чернявский обернулся к Ларисе:
– Слышала?
Лариса вздохнула облегчённо, развела руки:
– Спасибо тебе, Дим. Ты – супер. Можешь на дэ-рэ мне ничего не дарить.
Но тут на лестничной площадке показался Вася, и сказал возбуждённо:
– Я иду из бассейна. А там, – Вася показал куда-то в сторону, на стену: – Там тётя Аида на балконе хрипит. Ничего не разобрать.
– Когда ты видел? – тихо спросил Чернявский.
– Да только что.
– Значит, мама дома? – елейным голоском пропел Чернявский в дверь.
– Да-а. – Таким же певучим голоском ответил Альбертик. – До-ома.