– Музыка – это огромный труд, отнимает всё время. Альбертик и так устаёт в школе. Его ровесники только-только в пятый класс перешли, а он уже – семиклассник. И потом: у нас же – зрении-ииие!
После бунта, который Альбертик устроил в конце шестого класса, ему было разрешено два часа в день смотреть телевизор. И случилось ужасное. Альбертик посмотрел английский сериал про умного слугу и его глупого хозяина, а там, в заставке к сериалу, играл джазовый оркестр. Сначала Альбертик подобрал мелодию из сериала на пианино, а в один чёрный болотно-осенний промозглый день Альбертик ошарашил свою маму требованием:
– Хочу импровизировать на саксофоне!
– Ты ещё играть не умеешь, а туда же – импровизировать, – фыркнула тётя Аида и поплелась в музыкальную школу одна.
Надо было что-то делать, к кому-то идти, кого-то просить… Мимо охранника тётя Аида прошмыгнула с каменным лицом, он ничего ей не сказал. Да и попробовал бы только! Тётя Аида всех охранников быстро на место ставила, и они потом ужасно пугались, когда тётя Аида появлялась на горизонте охраняемых ими объектов…
Отделение духовых инструментов – это вам не фортепиано и не народные. Флейта, волторна, труба, саксофон, и ударные тоже к этому отделению причислены. Преподаватели всё мужчины. А саксофонист, как оказалось, ещё к тому же и заведующий отделением. Увидев маму Альбертика, он засиял как медный пятак. Осень для него в тот же момент, в ту же секунду из болотно-промозглой превратилось в золотую, ясную солнечную, умеренно сухую, прохладно-тёплую, местами переходящую в жаркую. Саксофонист вытер тонким батистовым платочком (с нарисованным на нём саксофоном) лоб и спросил:
– Вы чья же мама? Лицо ваше знакомое, а вспомнить не получается.
– Я до рождения ребёнка в этой школе работала.
– А-ааа! – хлопнул себя по лбу саксофонист. – Помню. Вы специальное фоно преподавали.
– И стенгазеты рисовала.
– Ну это… само собой… В то время стенгазета – главный печатный орган… мда… Было время… Как вас звать-величать?
– Аидой Германовной.
Зычным густым голосом саксофонист напел увертюру к опере Верди «Аида», когда же перешёл к арии Германа из оперы «Пиковая дама», тётя Аида не выдержала и сказала:
– Я к вам по делу.
– Мест нет, – отозвался саксофонист.
– А вас-то как зовут? А то арии мне распеваете, а сами не представились, – тут же сменила тон тётя Аида и очаровательно улыбнулась.
– А вы разве не помните? Харлампий я.
– Харлампий?
– Ну да. Мученик такой был. Епископ. Жил в городе Магнезии в конце второго века нашей эры…
– Мда? На мученика-то вы не очень похожи. И магнезией, смотрите, не злоупотребляйте, переконцентрация в организме приводит к расслаблению всех мышц. Возьмите моего маленького к себе в отделение!
– Сколько лет маленькому?
– Двенадцать.
– Двенадцать лет – маленький?
– Да!
– Отчество моё вспомните, возьму.
– Евграфович! – моментально вспомнила тётя Аида. – Только я не знала, что вы саксофонист. Вы же на аккордеоне тогда были.
– Прошёл курсы повышения квалификации.
– Понятно.
– Ну вот и чудненько.
– Пока ничего чудненького. Возьмёте моего сына?
– Раз отчество вспомнили, возьму, но только на платное. И имейте в виду: оказываю этим вам большую любезность.
– На бесплатное, – тётя Аида улыбнулась так ослепительно, что осень для Харлампия Евграфовича моментально превратилась в весну.
– Оставьте ваши координаты. Мобильный номер. Чтобы я вам расписание сказал, и какие документы необходимы для поступления на платное отделение.
– Мобильника у меня нет. И вам не советую. От него излучение. Платить не смогу. А со здоровьем помочь могу. Лекарства подскажу, мази, добавки на травах, психотренинг проведу на мотивацию. Взамен на ваши занятия.
И Харлампий Евграфович согласился.
Но кто же мог подумать, что Харлампий Евграфович, такой внешне здоровый мужчина в самом расцвете сил, окажется таким болезненным.
Три раза в неделю Альбертик стал ходить в музыкальную школу. И всегда его уроки оказывались последними, преподаватель выходил из школы вместе со своим учеником, провожал «до дома-до хаты», и передавал «из рук в руки» тёте Аиде.
Нет! Сначала тётя Аида даже радовалась, приглашала отужинать, давала советы по оздоровлению, но вскоре навязчивость саксофониста стала её утомлять.