– Нарисует картину художник, – объясняла тётя Аида, – изваяет ваяние и – успокоится. На время. До следующей идеи, которая пронзит творца в самое неподходящее время, как молния, как гром среди ясного неба, как шаровая молния, выжжет мозг. А ещё у творчества такая есть черта. Вот выбрало творчество человека, и оно с ним. А если человек выбирает творчество, мозгами то есть решает, включает сознание, то неизвестно ещё, что из этого получится.
Тётя Аида глубокомысленно посмотрела на ёлку, на маму с Ларисой и красноречиво замолчала.
– Это да, – подтвердил Вася. – Но я, тётя Аида, уже этой елкой проникся. У меня, может, и получится.
Тётя Аида сделала знак маме и Ларисе: мол, убирайтесь из комнаты, а то как крякну на вас, пострашнее, чем упавший мольберт. И мама с Ларисой всё поняли и крадучись прочапали на кухню.
На кухне работал телевизор с уродливыми, выкрикивающими междометия сущностями – Вася телевизор, оказывается, забыл выключить. Лариса и мама сели пить чай. Телевизор не выключили, только звук убрали, чтобы Васю ни в коем случае не расстраивать.
– Чтоб не сглазить, – сказала Лариса. – А то сейчас примчится и будет возмущаться, что его программу выключили. Ты вообще, Мила, не замечаешь, что Вася становится домашним тираном?
– Не знаю, – вздохнула мама. – Помню на районной олимпиаде по труду я провалилась с треском… Тоже потом стала злой и ко всем придиралась. А знаешь, что Лариса?
– Что?
– Аида-то наша – гений педагогики, – прошептала мама. – Они же там рисуют сейчас.
– Посмотрим, – скептически сморщилась Лариса. – И не рисуют, а пишут. Может, Вася как с нами, полчаса порисует и опять буянить начнёт.
– Не начнёт, – сказала мама. – От Аиды просто так не отвяжешься. По себе знаю. Вот увидишь.
И действительно, спустя полтора часа маму и Ларису допустили до лицезрения работы. Вася встал из-за мольберта красный, весь вымазанный, чертовски важный и ужасно усталый.
– Ну как? – спросила Аида. – Вот эту игрушку полностью сам нарисовал.
– А остальные игрушки? – спросила Лариса.
– Я принцип только показала.
– Замечательно, – сказала мама.
– Босх! Просто Босх, Брейгель и Матисс! – сказала тётя Аида. – Но будем и поленовыми, и рокотовыми, и левитанами, и саврасовыми – дорастём до них, а вот церетелями не будем, – закончила вдруг тётя Аида.
– И глазуновыми не надо, – поодакнула мама
– Да. Глаза не будем рисовать, – согласился Вася.
– Очень хорошо, – кивнула и Лариса.
– Вася! Так надо чаще рисовать и подготовимся к экзаменам! – обрадовалась мама. – Аида! У меня к тебе деловое предложение. Давай будешь с нашим Васей заниматься, а мы тебе немножко заплатим.
– Я с Васей просто так буду заниматься. А ты, Мила, мне платье выходное сошьёшь из бархата. Я тебе бархат принесу.
Мама согласилась. И Аида стала заниматься с Васей по субботам и средам. Вечерами. Сначала Вася очень уставал. Он же в бассейне тренировался. Привык приходить вечером и при мультиках сидеть, а тут – рисовать надо.
Но тётя Аида ставила такие интересные натюрморты! Соседка только этими натюрмортами Васю и привлекала. То керосиновую лампу принесёт, то баночки замысловатые из-под лекарств, то вазочку, такую пузатую, на свинку похожую, то старинную книгу в кожаной обложке под названием «манускрипт». Васе было очень тяжело, но интересно странные предметы рисовать. Если что-то с компоновкой у Васи не получалось, тётя Аида не говорила: делай заново, а сама за Васю натюрморты намечала. А Вася потом гуашью уже сам писал. С живописью у Васи проблем не возникало, с рисунком конечно же проблем было много. Но Вася не отчаивался: тётя Аида сказала, что Матисс, вон, тоже странно рисовал, и ничего – гений.
Лариса пробовала Васе объяснять, как её в художке учили, Лариса говорила:
– Вася! Надо упражняться. Делать наброски. Например, яблоко поставить, взять небольшой формат и рисовать. Но Вася Ларисины упражнения игнорировал. Вася только тёте Аиде доверял.
– Вот придёт Аида Германовна и мы будем упражняться. На большом листе.