– Спасибо! – тётя Аида засветилась самой обворожительной своей улыбкой и подмигнула маме Васи: – А вы как считаете, Мила?
– Очень дорогое платье, фирменное, – рассмеялась мама Васи и добавила: – Аида! Я за документами. Так что Вася тут с тобой.
– Не волнуйся, не волнуйся. Мы тут уже и с Жориком переговорили, и с Аглаей познакомились, и с Виолеттой, и с Машенькой.
– Это просто невероятно, это просто дар общения у Аиды, – развела руками мама Васи и поспешила к выходу.
Обходя в десятый раз Георга Отса, Вася наткнулся на Тасю. Тася возникла перед ним неожиданно. Как всегда модно одетая, в беретке, как у художника Тюбика, и с папкой на плече, такой профессиональной папкой для настоящих художников…
– Ой, – презрительно сказала Тася. – Ты поступать, что ли?
Вася ничего не ответил и отвернулся. Тася обняла бюст великого певца, она как раз бюсту была по пояс, и заявила, притоптывая настырно ножкой в туфельке на каблучке:
– Ты не поступишь!
Вася не успел возразить, он даже не успел обернуться к Тасе, а тётя Аида была уже тут, рядом с бюстом.
– Ты что это, памятник трогаешь, а? В художке занимаешься, а не знаешь, что скульптуры руками трогать нельзя!
– А я не скульптуру, я подставку под скульптуру – заявила Тася.
– Постамент, чучело, – презрительно поправила тётя Аида.
– Сами вы… – Тася осеклась, она вперилась взглядом в платье Аиды Германовны и уже не могла оторваться. Да уж: слово «чучело» никак не могло относиться к женщине в таком шикарном наряде, чучелы в таких барахтных платьях не ходят…
– Таисия! – послышался строгий голос. Это появилась директор художественной школы. – Ты что тут всё делаешь? Всё вынюхиваешь, ко всем пристаёшь!.. У тебя занятия час как закончились. Уходи. Тут экзамены сейчас начнутся.
Тася недовольно поджала губы и с достоинством пошла к выходу.
– И Жорик здесь?! – удивилась директор, приподняв очки. – Послушайте, милочка, – обратилась она к маме Жорика, очень молодой девушке, похожей больше на школьницу, чем на маму. – Послушайте: ведь, вы уже с утра рисовали.
– Мы ещё раз хотим. Жорик пообедал, поспал. Вдруг лучше получится? – в глазах мамы застыла по-детски наивнаянадежда.
– Мамочка дорогая! Пожалейте мальчика.
– Нет, нет, мы попробуем, – затараторила мама Жорика и густо, как старательная хорошистка у доски, покраснела. – Старших-то детей, кто на пятилетнее обучение, мало, а наших, кто на семилетку поступает, очень много. Боимся, что не поступим.
– Во народ! Вот это я понимаю, ребёнком занимаются, – восхитилась тётя Аида.
– А вы Аида Германовна, что здесь делаете? – обратилась теперь к тёте Аиде директор.
– А я, вот, ученика привела, Васеньку, он у вас на лепке занимается.
– Я знаю Васю. А где его мама?
– Мама за документами пошла. За недостающими. За Васиным пенсионным свидетельством, будь оно неладно.
– Аааа… За СНИЛСом? Это обязательно. Но а вы-то что? Ребёнок-то взрослый, самостоятельный.
– А я Васенькина соседка, я его готовила к поступлению.
– Так это вы ему помогали с домашними работами?
– Он сам, он сам, – стала уверять тётя Аида и вся засуетилась.
– Но видно же, Аида Германовна, взрослая рука. Вот уж не знала, что вы не только музыкант, но ещё и живописец.
– Он сам, это его рука, просто Вася – гений, – сказала просто и уверенно Аида Германовна.
Все посмотрели на Васю. Он стоял и чувствовал себя очень неловко. Вася был самый взрослый среди детей, пришедших на экзамен. Хорошо, что после слов о гениальности и уверений Аиды, что Вася всё рисовал сам, директору принесли список тех, кто предъявил справки от врача. Директор начала перекличку и повела всех на экзамен. В коридоре многие родители с детьми ринулись в первую комнату. Сразу раздалось недовольное до боли знакомое крякание мольбертов, звуки возни и громкие голоса: «Это моё место!» Тётя Аида остановила Васю:
– Не ходи. Тут в двух местах экзамены будут проходить. Я всё утром разузнала, провела разведку боем.
И действительно. Замдиректора, толстая и добродушная Ольга Рэмовна, повела «не буйных», то есть оставшихся, в дальний кабинет. Кабинет был небольшой: не студия, скорее класс. Но в нём, как и в большой студии, стояло два натюрморта: один – очень холодный, с двумя сине-серо-голубыми драпировками, прозрачной стеклянной вазой и сиренью, другой натюрморт Васе приглянулся больше: драпировки контрастные, вазочка керамическая, пузатая, такие тётя Аида с помойки приносила, в вазочке – веточки вербы.
– Садись вот здесь, – тётя Аида заторопилась, усаживая Васю на самое выгодное место, чтобы ракурс был удобный, не боковой, а три четверти. Но, на удивление, никто больше не торопился занять хорошее место. Виолетта села к «холодному», натюрморту, Аглая села за Васей, вообще спиной к натюрмортам. Маша стояла, озиралась, приглядывалась и… никуда не садилась.