Лишь только увидев Клэр, Дедал скривился.
Было очевидно, что с того момента, когда они встречались последний раз, она ничуть не похорошела.
Он смотрел на нее, сидящую в небрежной, непристойной позе на дешевом деревянном стуле.
Два неровных ряда перевернутых стопок липко мерцали на столешнице из огнеупорного пластика, куда она облокотилась.
Клэр.
Толпа вокруг нее что-то пела.
Здоровенный мужчина средних лет с несколько азиатской внешностью — Дедал не мог определить, с какой именно — был не в состоянии совладать с собой.
Он заглотил очередную порцию какого-то самогона, что они распивали. Почувствовав следом, как обожгло внутри гортань, он вытер свой рот рукавом спецовки. Его темные, полузакрытые глаза напрягались, чтобы сфокусироваться на оппонентке.
На мгновение внимание Клэр привлек настойчивый звонок телефона на барной стойке.
Ответь на звонок, Клэр. Не спрашивай, кому звонит телефон — он звонит тебе.
Звук звонка игнорировался как назойливое насекомое, Клер улыбалась, и толпа веселилась от этого показушничесва.
Кто-то грохнул очередной тяжелой стопкой, бутылка без этикетки наклонилась и обильно плеснула какой-то дряни, наполняя стопку и заливая столешницу.
Толпа принялась хлопать в унисон, что-то выкрикивая.
Ее имя? Некое азиатское слово, означающее «сумасшедшая белая дамочка»? Дедал не мог сказать точно.
Она не собиралась отвечать на звонок, и никто не собирался.
Она не услышит его послание.
Похоже, ему придется попытаться застать ее в более трезвом состоянии.
Удачи.
Ей потребуется несколько дней, во всяком случае, чтобы просохнуть после сегодняшнего небольшого эпизода.
Ее глаза пылали зеленью, как если бы свет исходил изнутри, дрожащая рука Клэр потянулась к стопке.
Прозрачная жидкость растекалась по ее пальцам от шатания.
Она не придала этому значения.
Она зажала стопку губами и запрокинула голову.
После чего, победоносно треснула стопкой об стол.
Толпа одобрительно заревела. Она честно отработала свои деньги.
Сидящий напротив нее азиат, блефуя, протягивал руку к очередной стопке, но затем медленно склонился в бок, плавно соскальзывая лицом на стол.
Он лежал на полу с закрытыми глазами и в мокрой рубашке прежде, чем кто-либо осознал, что он был в отключке.
Дедал застонал.
Ладно, ей он займется позже.
«По крайней мере, Марсель, скорее всего, не станет отравлять себя изнутри», — думал Дедал, закрывая глаза и фокусируясь на мужчине, который являлся загадкой все то время, что Дедал знавал его.
Марсель. Он представил юное лицо, милое со светлой кожей, голубыми глазами и тусклыми каштановыми волосами.
Пятно света от свечи не колыхалось, пока Дедал не уставился на него.
Марсель.
Дедал практически ощутил прохладу, исходящую от каменной стены в своем видении.
Он задумался, что наблюдай он за Марселем сегодня, сотню или триста лет тому назад — все выглядит абсолютно так же: суровые каменные стены монастыря, тусклый свет, аккуратные ряды парт. Хотя три сотни лет назад каждая парта была бы занята.
А сегодня немногие ирландские семьи отдавали молодых сыновей служению Господу, так что священнослужители вынуждены были сократить свои ряды, чтобы прокормиться.
Как результат, лишь двое обитателей поддерживали молчаливое общество Марселя в огромной зале.
Марсель сгорбился над большой книгой: подлинным, вручную иллюстрированным манускриптом.
Сусальное золото почти полностью поблекло, с тех пор, как оно было тщательно прижато в месте кающегося слуги Пресвятой Матери-Церкви.
Дедал послал сообщение, улыбаясь своей собственной изобретательности и гордясь своей силой.
Марсель мог отрицать то, кем являлся — Дедал никогда. Уида могла игнорировать свои силы — Дедал этими силами наслаждался ежедневно. Софи могла тратить всё свое время на учебу и другие интеллектуальные занятия — Дедал всё свое время посвящал наращиванию силы.
Вот почему он был искуснее, чем они; вот почему он был отправителем, а они — получателями.
В монастыре, худые плечи Марселя склонились над манускриптом.
Красота искусства на полях манускрипта наполняла его душу чересчур приятной болью, что являлось грехом ощущать такой плотский восторг, лицезрея работу мужчин до него. Или, возможно, их руками управляла божественная сила, и она же вдохновляла их иллюстрации? В этом случае, своим восхищением Марсель лишь отдавал дань уважения их Господу.
Его губы еле двигались, когда он читал слова на латыни.