Если вынести за скобки непрактичность плаща, костюм Супермена дает ему больше свободы в движениях, чем костюмы бёртоновского Бэтмена или многих других героев, носящих костюм. Благодаря этой свободе Супермен, как и силач, обладает гибкостью и ловкостью, необходимыми для совершения сверхчеловеческих маневров в полете и сражении. Практическая польза от эластичного костюма может быть, однако, не столь важна, как физиологический эффект. Уолтер утверждает, что костюм может помогать актеру не выходить из роли, имея в виду связь между новизной костюма и легкостью, с которой актер остается в роли (Walter 2011). Эластичность гимнастического костюма Супермена может служить постоянным напоминанием ему о том, что он волен использовать свои сверхъестественные способности. И наоборот, сковывающий движения и относительно тяжелый костюм Кларка Кента служит постоянным напоминанием, что он должен сдерживать себя. Оба костюма помогают оставаться «в роли»: Супермену — служить добру, держать прямую и гордую осанку, не упускать из виду злодейства и катастрофы, а Кларку Кенту — быть кротким и мягким и избегать конфликтов и разоблачения.
Делая видимым мускулистое тело, костюм одновременно и делает возможным, и стимулирует маскулинное поведение. Если мы допустим, как это делает Фридрих Вельцин, что «маскулинность [есть] маскарад» (Weltzien 2005: 229), тогда обсуждаемый костюм не только выражает маскулинность героя, но и конструирует ее. Маскулинность героя заключена в костюме — на это указывает очевидный контраст с характером его альтер эго: без костюма он обычно предстает пай-мальчиком. Одетый как Кларк Кент, Супермен словно лишен своей гипермаскулинности (см. главу 5). Надевая же костюм, все супергерои (мужского пола или женского) вовлекаются в работу по конструированию гендера. Супермен, как утверждает Вельцин, ответствен за создание особого образа «мужескости», который исключает «любовь, семейную жизнь и нежность», важные для определения его альтер эго (Ibid.: 231).
Костюм не создает изолированной маскулинной идентичности, а скорее «оформляет» героя относительно всех прочих мужчин. Вельцин пишет, что супергеройское конструирование маскулинности стимулирует «соревновательное отношение между мужчинами» (Ibid.: 242). Представлять Супермена просто как маскулинного героя было бы несправедливо по отношению к его экстраординарной природе. Вовсе нет: Супермен должен создавать впечатление недосягаемой гипермаскулинности. Накачанная фигура Супермена, подчеркнутая костюмом, наделяет физическим превосходством даже его альтер эго. В прямом сравнении с Кларком Кентом Супермен конструирует маскулинность в противовес не феминности, а меньшей маскулинности других мужчин, включая и альтернативную версию его самого.
Проявление себя в схватке
Установлены многообразные связи супергеройского костюма с историческими формами брони и с гладиаторской формой одежды (Fingeroth 2004: 40; Ricca 2013: 128; Weltzien 2005: 238). Так, Вельцин обнаруживает влияние римской и средневековой одежды и нарядов эпохи Возрождения, особенно на пересечении спортивного и военного костюмов. Зигмунд Брайтбарт (силач, который, по одной из версий, вдохновлял Сигела и Шустера) на рекламных изображениях был одет в плащ на римский манер (Andrae & Gordon 2010: 47). Этот тип военной одежды соотносит одетого в нее с «историческими моделями воина, классической ареной мужского героизма», и идентифицирует его «как человека, выполняющего особую миссию» (Weltzien 2005: 240–241).
Однако костюм Супермена — это не традиционная боевая форма одежды. Его яркие цвета и струящийся плащ больше напоминают парадную форму, чем боевой камуфляж. Костюм создает зрелище сражения, как если бы он был нужен для привлечения внимания к героическим деяниям того, кто в него одет (Ibid.: 241). Моррисон описывает этот костюм как «балаганский» (Morrison 2011: 14), подчеркивая театральный характер поведения Супермена. В то время как злодей может совершать свои преступления в тени, Супермен помещает себя в центр внимания. Таким образом, привлекая внимание к своему телу и к производимым им действиям, он заставляет публику пристально наблюдать за его поступками, будучи уверен, что они разделят его ценности, и тем самым показывает, что ему нечего скрывать. Костюм, выдвигающий на первый план физические проявления тела, часто бывает ярким, орнаментальным — доходит до того, что он «демонстрирует само тело как источник визуального удовольствия, оформляя, подчеркивая и показывая его такими способами, которые могут нас восхищать» (Monks 2010: 23).