— Это да, — упрямится Хосе, — но никогда почти не думал об этом и не вспоминал. Ну, лет до семидесяти — точно.
— Так какого же рожна ты вспомнил о ней сейчас? — сердится сеньор Висенте на глупое упрямство своего собеседника, отказывающегося понять всю философскую глубину рекомого.
Хосе Индульхенсио пожимает плечами:
— Знать, пришло время.
— Чёртов вакеро, тебе и вправду пора, если твои мозги так высохли, что ты не можешь понять простейшей мысли! — злится Грегорио Висенте.
Но ведь правда, ему стоило бы учесть, что мысли его не всегда понятны вот так сразу, с наскока. Тем более что выражает он их туманно и на хитром испанском, к которому ещё надо привыкнуть. И многого не договаривает, полагая, что его должны понимать с полуслова.
— Я и говорю: пора, — соглашается Хосе Индульхенсио.
Наступает тишина, в продолжение которой слышно только как размеренно капает из крана в мойке вода да лениво перекрикиваются в патио попугаи.
— Значит, ты окончательно решил? — вопрошает наконец сеньор Висенте.
— Выходит так, — кивает Хосе Индульхенсио.
— Ну что ж… — банщик поднимается и уходит в свою каморку.
Он отсутствует довольно долго, так что Хосе Индульхенсио, сочтя разговор внезапно оконченным — а это в духе старика Грегорио, — уже подумывает уйти. Но едва он тянется к свёртку с костюмом, как возвращается сеньор Висенте и ставит на стол поднос, а на нём красуется бутылка «Москенто Рохо», на нём посверкивают боками два бордоских бокала, на нём потеет сыр, истекают маслом сардины и переливается разными цветами горка овощей. Задремавшая было Смерть, выпрямляется на скамье, и с досадой пристукивает в пол древком косы.
— Я тебе так скажу, вакеро, — улыбается Грегорио Висенте, — напоследок нужно выпить. Может быть даже, хорошенько надраться. В кои-то веки ещё попробуешь этого дивного вина.
— Ну уж нет, пьяным я к Господу не явлюсь, — качает головой Хосе Индульхенсио.
— Хм… — сеньор Висенте кивает, немного подумав. — Конечно, ты прав, до мокрых волос наливаться не стоит. Но немного выпить — дело богоугодное, Господь это приветствует, он сам превращал воду не во что-нибудь, а в доброе красное вино. Мог бы в молоко или в кофе, но нет — в вино. И завещал нам пить его.
Сеньору Индульхенсио хорошо знаком этот неопровержимый довод, спорить с ним не только бессмысленно, но и глупо.
— Что у тебя в свёртке? — спрашивает сеньор Висенте после первого бокала. — Смертное?
— Да, прикупил себе новый костюм и рубашку у Родольфо, за сто пиастров. Так они мне ещё и галстук положили в подарок.
— Этот жмот положил тебе бесплатно галстук? — недоверчиво шевелит седыми кустистыми бровями старик Висенте. — Подумать только, куда катится мир…
— Я тебе говорю, — кивает Хосе. — Костюм и рубашка за сто пиастров, и галстук в подарок.
— За сто пиастров? — сомневается сеньор Висенте, который недолюбливает Родольфо Мартина-и-Бенитеса за то, что не любил его отца, с которым в молодости даже дрался на ножах за благосклонность Паломы Фуэнтес. Оба были ранены, а чертовка Палома выбрала Аугусто Бениньеса. И вот сеньор Висенте говорит: — За сто пиастров!.. Наверняка всё сто́ит на десятку дешевле. Не будь я Грегорио Висенте, если этот прощелыга тебя не надул.
Хосе Индульхенсио смотрит на банщика протяжным взглядом, в котором вот-вот отразится сомнение.
— Нет, — говорит он, — не похоже: уж больно хорош костюм, такой не может стоить дешевле сотни.
— Покажи, — велит Грегорио Висенте. — Но сначала выпьем. За… за женщин.
Хосе Индульхенсио не спрашивает, какая связь между костюмом и женщинами. Женщины всегда к месту, особенно когда нужен тост.
Они выпивают.
— Хороший костюм, — одобряет Грегорио Висенте, оглядывая Хосе Индульхенсио. — Ничего не скажу, хороший. Может, дашь мне его на прокат на пару деньков? Я бы закадрил себе девчонку, есть у меня одна на примете — Альфонсина, может, знаешь.
— Не дочь ли старика Моралеса?
— Она.
— Вряд ли она с тобой пойдёт, даже если ты подъедешь к ней в карете из чистого золота, — сомневается Хосе, снимая и упаковывая костюм. — Зачем ей в её пятьдесят такая старая развалина?
— Не твоё дело, вакеро. Так дашь?
— Нет, не могу, — качает головой Хосе Индульхенсио, завязывая бечёвку. — А зачем тебе эта девчонка, что ты будешь с ней делать?
— Видел бы ты, как она танцует!
— Так видел, — пожимает плечами Хосе.
— Ну и как? Ведь правда, огонь девка?
— Танцует она неплохо, что верно то верно, — соглашается Хосе.