– Мы что, играем в шпионов? – Генри плюхнулся на скамью рядом с Барнером. Тот сидел, нахохлившись, натянув на лоб широкополую шляпу.
– Я думал, вас это позабавит, – Барнер стянул с головы шляпу и виновато улыбнулся.
– Разве мы не могли побеседовать по телефону?
– Разумеется, могли. Но, честно говоря, не люблю подобных бесед. Телефон – это что-то вроде звукового телеграфа. Он требует лаконичности, а наш разговор, по-моему, не из таких. Или я ошибаюсь?
Генри промолчал.
– Уверен, вы только что подумали о женщинах, – Барнер приподнял руки. – Согласен. Они действительно захватили изобретение мистера Белла, но первоначально телефон принадлежал не им. Он был создан исключительно для деловых людей…
– Это вы и хотели мне сообщить?
– Да нет же – наоборот, я хотел послушать вас! – Барнер изобразил на лице удивление. – Что, черт побери, с вами стряслось? Поссорились дома? Или я не угодил вам статьей?
Генри смутился.
– Извините. Просто иногда находит… А за статью я, конечно, благодарен.
– Вы отказались дать интервью, поэтому я не предлагаю гонорар.
– Мне это и не нужно.
– Хорошо, тогда приступим к делу. – Барнер закинул ногу на ногу и обхватил колено руками. – Вы сообщили мне, что вас посетил работник службы безопасности. Я правильно понял?
– Мне показалось… – Генри опустил глаза. Черт возьми, он снова угодил впросак! Только сейчас ему пришло в голову, что в отношении мистера Дэмпси он вполне мог и ошибаться. С чего он взял, что «океанолог» работает на службу безопасности? Слепая догадка?… Но ведь Барнер ждет от него другого.
– Не знаю. Возможно, это и не так, но он показался мне подозрительным.
– Он был без оружия?
– Я не заметил.
– Но он показывал вам какие-нибудь документы? Права, удостоверение?
– Только визитную карточку.
– Понятно… – Барнер произнес это таким тоном, что Генри тотчас разозлился.
– Может быть, я недотепа, – пусть! Но своим глазам я пока еще верю. Он не был тем, за кого себя выдавал.
– Почему вы так решили?
– Разные несущественные детали. Блеск глаз, манеры… В отличие от большинства людей я придаю им куда большее значение. Как человек встал, поздоровался, задал вопрос… Кстати сказать, вопросы этого человека практически не касались океанологии, хотя он и старался придать им некую специальную окраску. Кроме того, у него отвратительные глаза, неприятная мимика – словом, он совершенно не походит на ученого.
Барнер задумчиво покачивал головой.
– Мистер Больсен, – вкрадчиво спросил он, – вы считаете себя наблюдательным человеком?
Генри стиснул зубы. С таким же успехом его могли спросить, считает ли он себя дураком. Этот Барнер был не просто говорлив, он умел выворачивать людей наизнанку.
– Да, я считаю себя наблюдательным человеком, – с вызовом ответил Генри.
– Прекрасно, – журналист улыбнулся. – Вероятно, я понимаю, что вы имеете в виду. Жесты, мимика, манера беседовать… Отчасти и мне это знакомо. Господа из службы безопасности не умеют беседовать. Обычно они спрашивают, а допрос и беседа – это далеко не одно и то же.
Барнер угодил в точку. Обдумав сказанное, Генри вынужден был кивнуть.
– Возможно, эту разницу я и ощутил.
– Скорее всего… Что-то затевается на океанских просторах, – тихо проговорил Барнер. – Что-то более серьезное, нежели обычная шумиха вокруг думающих рыб. Теперь я почти не сомневаюсь, что здесь задействованы и военные.
– Военные?
– Да. Я пробовал что-нибудь разузнать о сбитых вертолетах, но информация действительно секретная. Я чуть было не попался.
– Во что же это все выльется?
– Детский вопрос, – Барнер усмехнулся. – И как на всякий детский вопрос, на него нет вразумительного ответа.
– Но вы что-нибудь предпримите?… То есть, я хотел сказать, что был бы признателен, если бы вы держали меня в курсе событий.
– Любопытно?
Генри насупился.
– Скажем так: эта история интересует меня. В конце концов, я тоже оказался замешанным в ней.
– Не спорю, – Барнер оглядел пустынную аллею. – А теперь признайтесь-ка, мистер Больсен, вы ведь что-то скрываете от меня?
Генри поджался.
– О чем вы?
– Да все о том же. Полагаю, если мы действительно единомышленники, то в этом деле между нами должна соблюдаться полная ясность. Служба безопасности не очень-то жалует конкурентов. Если мы будем что-либо скрывать друг от друга…
– Я ничего не скрываю.
– Тогда вам, должно быть, есть что сказать о гипотезе психоконтакта. Дэмпси доверия не заслуживал – это понятно, но возможно, заслуживаю я?
– Господи, до чего вы все похожи!.. Я ведь уже сказал: мне нечего скрывать. Все мои мысли давно стали достоянием гласности, и покончим с этим.
– Покончим, так покончим… Признаться, я надеялся вытянуть из вас чуть больше.
Генри порывисто поднялся.
– Я буду ждать вашего звонка. Если вам удастся что-либо разузнать… В общем вы поняли.
Барнер усмехнулся.
– Хорошо, хорошо. Будем считать, что договор заключен. Я беру вас в связку, хотя, убей меня Бог, не знаю, есть ли в этом какой-нибудь смысл.
– До свидания, – повернувшись, Генри зашагал по аллее.
– Спрашивается, за каким чертом мы оба приперлись сюда? – донеслось ему вслед. Генри не удержался от улыбки. Кажется, Барнер снова начинал ему нравиться.
Если чужая душа – потемки, то что можно сказать о своей собственной? Разве не то же самое?… Где тот свет, что помогает людям разобраться в себе и своих сокровенных помыслах, позволяет отгадать, кто же они на самом деле – в прошлом, настоящем и будущем?…
Наблюдая за реставрацией экспонатов, Генри то и дело отвлекался. Работа не клеилась. Голоса сослуживцев раздавались где-то вовне, не сразу пробиваясь к его заполненному дымом раздумий сознанию. В сущности и Дэмпси, и Барнер были в чем-то правы. Он не рассказал им всей правды, но не потому что хотел что-либо скрыть, а по той простой причине, что и сам едва догадывался о реальном положении вещей, сомневаясь в собственных ощущениях, не доверяя выводу разума. Спросите человека, за ЧТО он любит то или иное живое существо, и вы наверняка поставите его в тупик. То есть, если он на самом деле любит. И ваше «за что» останется без ответа, несмотря на всю кажущуюся свою простоту. Лишь в мелочах человек ощущает себя хозяином, в вопросах более многослойных он неизменно теряется. Прислушиваясь к себе, Генри отыскивал тот заковыристый пунктик, что не позволял ему забыть случившемся, и крохотный этот нюанс был подобен болту, удерживающему дверь запертой. Следовало подобрать к нему ключ, с силой повернуть в нужную сторону.
Что испытывает потерпевший к спасшим его от гибели? Сердечную привязанность? Формальную благодарность? Или неприязнь за вынужденность долга?… А если в роли спасателей выступают рыбы? Можно ли испытывать все перечисленное по отношению к ним?
И по сию пору Генри видел во снах, как трепещущая серебристая масса окутывает голову акулы, как смыкаются раз за разом тяжелые челюсти, как мутно парят в воде багровые останки маленьких существ.