Рюмон вернулся в палату, а Сабуро достал из сумки бумажный сверток, заклеенный лентой.
– Я вообще-то думал дождаться, пока тебя выпишут, но потом решил, что особенно тянуть тоже смысла нет. Вот и принес. – Он протянул сверток Рюмону.
На свертке изящным почерком были выведены иероглифы: «Господину Рюмону Дзиро, передать лично в руки».
– Это еще что такое?
– Тебе, на память от Кайба Кивако. Мне передал этот сверток семейный адвокат, которому вверены ключи от ее сейфа. Сказал – сыну отдайте.
Рюмон взглянул на сверток с интересом.
Кайба Кивако умерла, так и не придя в сознание после инфаркта. Она так и не дождалась, пока Рюмона, прооперировав, наконец отправят в Японию.
Он сорвал клейкую ленту и развернул сверток.
Внутри оказался блокнот в потертой кожаной обложке, пачка писем и запечатанный конверт.
Из записной книжки на постель выпал какой-то блестящий предмет. Рюмон взглянул на него. Предметом оказался кулон.
Рюмон взял его в руки.
Кулон этот, вне всяких сомнений, был совершенно такой же, как и те два, которые ему приходилось видеть раньше. Рюмону вспомнились слова Гильермо, что подобных кулонов всего было три.
Три буквы «К». Три кулона.
Рюмон взял в руки блокнот в кожаной обложке. Он был довольно тяжелый. Тревожное чувство почему-то сдавило грудь.
Сабуро встал.
– Знаешь, я, вообще-то, еще не обедал. Схожу-ка, что ли, вниз, в столовую.
Не дожидаясь ответа, он вышел из палаты. Что-то подсказало ему, что сейчас сыну нужно остаться одному.
После некоторого колебания Рюмон положил блокнот, пачку писем и кулон на стоявший рядом с кроватью столик и взял в руки письмо. Как он и думал, на конверте были выведены те же слова: «Господину Рюмону Дзиро, передать лично в руки».
Внутри оказалась целая стопка сложенных вчетверо листков почтовой бумаги.
На секунду он почувствовал искушение оставить письмо непрочитанным. Ведь сейчас, когда Кивако уже не было в живых, никакими словами его боль не облегчить.
Некоторое время он колебался, но отложить листки в сторону все же не смог.
Он развернул письмо и начал читать.
«Дзиро-сан!
Раз ты читаешь это письмо, меня, скорее всего, уже нет в живых. Или, лучше сказать, я надеюсь, что меня уже нет в живых.
Ты наверняка отыскал Гильермо. Я знаю, что он еще жив. Знаю это не рассудком, а сердцем.
И, если я права, такому превосходному журналисту, как ты, непременно удастся отыскать его – это дело времени.
Я поняла, что это неизбежно, еще в тот день, когда ты убедил Кайба Рэндзо в необходимости отправиться в Испанию на поиски Гильермо. Мне сообщили об этом сразу после того, как Рэндзо дал тебе разрешение.
Скрывать имя моего осведомителя теперь уже нет смысла. Это – твой начальник, глава отдела срочных новостей Араки. Еще тогда, когда он состоял в отделе социальных новостей, он работал на меня и передавал мне во всех подробностях все закулисные интриги агентства Това Цусин.
И особенно все то, что касалось моего зятя, Рэндзо.
Рэндзо плетет бесконечные интриги, пытаясь подорвать мое влияние в обеих компаниях
– «Дзэндо» и Това Цусин.
Хотя тебе это вряд ли интересно.
Получив донесение от Араки, я немедленно дала ему указание отправить тебя в
«Дзэндо» на встречу с заведующим иностранным отделом Хамано. В «Дзэндо» этой весной открыли отделение в Мадриде, возглавляет которое уже известный тебе Синтаку Харуки. Я попросила Араки, чтобы он во что бы то ни стало заставил Хамано свести вас с Синтаку».
Рюмон оторвался от чтения.
Тот самый Араки Дзин, глава отдела срочных новостей, работал на Кивако своего рода шпионом? Ему бы и в голову не пришло, что Араки – этот суровый пуританин – способен на такое.
«Разумеется, добряк Хамано не догадывался, что все произошло по моей указке. Кстати, мое появление во время твоей встречи с Хамано тоже было вовсе не случайно. Я рассудила, что Хамано, узнав, что ты – мой знакомый, станет подгонять Синтаку еще усерднее.
По правде сказать, это я по просьбе одного знакомого приняла Синтаку на работу в
«Дзэндо», и человек он столь же честолюбивый, сколь и работящий.
Втайне от Хамано я позвонила в Мадрид, обещала Синтаку пост заведующего иностранным отделом и потребовала взамен сотрудничество. Он должен был водить тебя по ресторанам, показывать достопримечательности и всячески мешать твоей работе, не оставляя тебя ни на минуту во все время твоего пребывания в Испании, и при этом подробно докладывать мне обо всем, что тебе удалось выяснить.
Я понимала, что, сколько бы он ни досаждал тебе, ты все равно посчитаешь, что он лишь выполняет указания своего начальника, Хамано, и тебе и в голову не придет, что на самом деле за Синтаку стою я. Потому я и решилась на это».
Перед глазами всплыло лицо Синтаку Харуки – очки в металлической оправе и короткие усики.
В Испании Синтаку лип к Рюмону как пиявка, приставая с бесконечными расспросами о ходе его работы. Хотя Рюмона это раздражало он тем не менее приписывал поведение Синтаку ненасытному любопытству, свойственному этому человеку, и в конце концов даже несколько привязался к нему.
При мысли о том, что все это время Синтаку руководило одно лишь честолюбие, на Рюмона словно повеяло холодом.
«Синтаку с похвальным старанием докладывал мне обо всех твоих действиях и о продвижении твоей работы. Слушая его отчеты, я понимала, что ты неотступно идешь по следам Гильермо, и чувствовала, что скоро все выходы будут мне отрезаны.
Только что Синтаку позвонил мне в последний раз. Сейчас у нас – шестое ноября, одиннадцать вечера. По словам Синтаку, ты вскоре отправишься на площадь Эспанья, встречаться с Кирико.
Когда я узнала, что Кирико еще жив и что ты сумел отыскать его, у меня потемнело в глазах. Кирико хорошо знает и меня, и то, чем я занималась в Испании. Я поняла, что все кончено.
Я уже знаю, что ты взял с собой фотографию твоих дедушки и бабушки и твоей матери, а также тот кулон, который достался тебе от нее. Встретившись с Кирико, ты узнаешь, что Рикардо и Мария были убийцами на службе у Сталина. Также прояснится и то, что эти двое и супруги Нисимура – разные люди. К тому же ты наверняка узнаешь и то, что твоя мать – вылитая Мария.
Пожалуй, уже хватит. Я признаюсь.
Я и есть Мария».
Строчки письма расплылись перед глазами.
Рюмону не хватало воздуха, и он несколько раз сделал глубокий вдох.
Рюмон уже знал это, и все же теперь, когда он прочитал ее собственное признание, слова Кайба Кивако отозвались болью в его сердце.
Те три буквы «К», о которых говорил ему Гильермо, обозначали имя самого Гильермо – Кацудзи, имя его дочери Кадзуми и настоящее имя Марии Катано – то есть Кивако.
Другими словами, именно Кивако и была его родной бабушкой.
Рюмон собрался с духом и снова взялся за письмо.
«Меньше всего я хотела, чтобы о моем прошлом узнал именно ты. Но теперь уже ничего не поделаешь. Мои преступления не искупить и за век.
Скорее всего, твою поездку в Испанию подстроил не кто иной, как хитроумный Рэндзо. Я не знаю, как у тебя появилась идея выступить с этим проектом, но у меня нет ни малейших сомнений в том, что он приложил к этому руку.
Случилось это ранней весной. Рэндзо вместе с семьей (моей родной дочерью Мисаки и внучкой Юкико) пришел ко мне в гости. В момент их приезда я разбирала в своей комнате ценные бумаги, оставив дверцу сейфа открытой.