Не отвечая на его вопрос, Риэ перевела взгляд на зевак снаружи.
– Спросите у них. Наверняка кто-то все видел из окна. Они просто боялись вмешаться, вот и сидели молча, пока не приехала полицейская машина.
Барбонтин мельком взглянул на толпу, однако казалось, что последовать ее предложению не собирался.
– Еще что-нибудь заметила?
Риэ замешкалась.
– Мне кажется, я видела этого мужчину в черном плаще, когда он выходил из «Эль Бандито». Может быть, он уже тогда, в баре, следил за Ибаррагирре, который, кстати, все время оглядывался по сторонам.
Глаза полицейского блеснули.
– Ибаррагирре всегда так себя вел?
– Да. Он вообще всегда ходил с оглядкой, какой-то беспокойный был.
Барбонтин затянулся сигаретой.
– А о чем он обычно говорил?
– Говорил? Все про басков, да про басков. Так, значит, он все-таки был членом ЭТА или симпатизировал им? – проговорила она и испуганно посмотрела на Барбонтина.
– Члены ЭТА при посторонних о баскских делах не распространяются, – отрезал он.
Риэ обозлилась:
– Это, может, тоже результат какого-нибудь исследования?
Барбонтин криво усмехнулся. Он несколько раз затянулся, еще немного, и сигарета обожгла бы ему пальцы. С сожалением он выбросил ее за окно.
– Больше ты ничего не припоминаешь? Может, убийца чихнул или от него несло чесноком, ну, что-нибудь?
Риэ задумалась.
– А, я совсем забыла. Ибаррагирре перед смертью сказал что-то. Что-то вроде «га» или, может быть, «гал».
В ту же секунду глаза полицейского засверкали. Подавшись вперед, он внимательно посмотрел на Риэ.
– Что ты сейчас сказала? Попробуй-ка вспомнить поточнее. Что Ибаррагирре сказал перед смертью?
– Мне показалось, что он проговорил «гал».
– Ты уверена, что это было именно «гал»? – настойчиво допытывался он.
От столь внезапной перемены в нем Риэ несколько растерялась.
– Уверена. Послушайте, может быть, он попытался выговорить имя убийцы? Например, Галвес или Галван?
Барбонтин сел на место, затем как-то неестественно, торопливо кивнул.
– Точно, точно. Может, он хотел сказать Гарсия или Гарбо.
– Но мне послышалось не «р», а «л».
– Не так уж ты долго прожила здесь, чтобы уметь различать эти звуки.[В японском языке эти звуки не различаются.]
Риэ замолчала. Она заметила, что у него на лбу появились капельки пота.
– Сиди здесь. Я сейчас вернусь.
Барбонтин поспешно вылез из машины и направился к замаскированной полицейской машине, на которой приехал.
Риэ не спускала с него глаз. Он же взял микрофон и связался с кем-то по рации. Ну и разнервничался он, как услышал про «гал».
Интересно – почему?
Барбонтин вернулся со словами:
– Нужно съездить в нашу контору, записать показания. Поехали.
Риэ взглянула на него:
– Обещайте, что не будете обращаться со мной как с преступницей.
– Ладно-ладно. Садись в ту машину.
Барбонтин коротко переговорил с другим следователем в штатском и отвел Риэ в свою машину. Велел ей сесть на сиденье рядом с водителем, а сам сел за руль.
Как только мотор завелся, Барбонтин нажал на газ и погнал машину по улице с односторонним движением по направлению к площади Каналехас.
В машине он не произнес ни слова. С площади Барбонтин свернул на какую-то улочку, и через несколько минут Риэ уже не понимала, где они сейчас находятся и куда направляются.
И только когда, доехав по широкому проспекту Гран Виа до площади Эспанья, они свернули оттуда на улицу Принсеса, Риэ сообразила, что они едут в северо-западную часть города. Если ехать прямо, упрешься в кампус при университете, где она училась.
Машина свернула на улочку, отходившую от улицы Принсеса по диагонали направо, затем – налево, на какую-то широкую улицу. Вскоре снова поворот – на этот раз направо. Они оказались на улице, которая вела строго на север, и на дорожном указателе Риэ удалось мельком увидеть название – улица Андреса Мельядо.
Риэ вдруг вспомнила, что где-то в этом направлении находилось Центральное управление службы безопасности, и у нее появилось неприятное предчувствие.
Проехав около километра в гору, они свернули направо, миновали еще один квартал и оказались на улице. С односторонним движением, ведущей на юг.
На табличке виднелась надпись: улица Гусман-эль-Буэно.
Вскоре Барбонтин прижался к обочине, и машина остановилась у обшарпанного здания, построенного из песчаника.
– Куда вы меня привезли? Это ведь не полицейское отделение? – спросила Риэ, сжавшись.
– Не беспокойся. Это отделение службы безопасности. Тебя допросит сам майор Клементе.
Ну конечно, служба безопасности.
– А кто такой майор Клементе?
– Глава CEIAT.
– Сэйат? Это еще что?
Барбонтин распахнул дверь и лениво ответил:
– Куэрпо Эспэсиал Де Инвестигасион Антитеррориста.[Специальный антитеррористический отдел расследований – примечание автора] Другими словами – организация по борьбе с терроризмом. Меньше знаешь – здоровее будешь.
Риэ неохотно вышла из машины. Улица была темная и совершенно безлюдная. Вслед за Барбонтином девушка направилась к зданию. На старой деревянной двери была прибита табличка, гласившая: «Сейсмологическая лаборатория».
– Терроризм и землетрясения – понятия близкие, – не дожидаясь вопроса, проговорил вдруг Барбонтин, как бы оправдываясь.
Он нажал на кнопку рядом с дверью – дал сначала два длинных, потом три коротких звонка.
– Но ведь в Мадриде землетрясений почти не бывает.
– Хотелось бы, чтобы то же самое можно было сказать и о терроризме.
Скрипнув, дверь распахнулась.
3
– Набранный вами номер не существует.
Рюмон до сих пор еще помнил, насколько потрясла его эта фраза, произнесенная ровным, отчужденным голосом.
Тикако молчала, занятая едой.
Рюмон продолжил свой рассказ:
– Но сдаваться я не хотел и позвонил тебе на работу. Девушка из иностранного отдела сообщила мне, что ты отработала до конца года и уволилась. Тогда я решил, что ты вернулась домой, к родителям.
Родители Тикако жили в Кобе.
– Нет, домой я возвращаться не стала – просто переехала на другую квартиру. Я не хотела, чтобы ты звонил или приходил ко мне, понимаешь? Потому-то и с работы уволилась.
Рюмон почесал затылок:
– Видно, сильно я тебе тогда опротивел.
Тикако доела паэлью и поставила тарелку на стол.
– Мне всегда бывает нелегко принять решение. Но если бы я оставила все как есть, мне было бы гораздо труднее забыть о тебе.
– И где ты живешь сейчас? Если не секрет, конечно.
Тикако вытерла рот платком.
– Титосэдори-яма. На линии Кёосэн.
– Вот как? А я все там же, на прежней квартире. Оба замолчали.
Снова послышался шум толпы, и Рюмон без особой цели перевел взгляд на веранду, где веселились гости.
Тикако вдруг спросила: