Министр газовой промышленности Союза Саит Атаевич Оруджев, очень уважаемый в отрасли человек, с заметной обидой однажды спросил Косыгина: почему же, подчеркивая значимость ТЭКа, он назначил своим заместителем не топливника? Отвечая, Косыгин говорил об этих двух ресурсах — материалах и кадрах. Председатель Госснаба ведает всеми ресурсами, он направит их на развитие топливно-энергетического комплекса. И он, Дымшиц, строитель, понимает значение строительства. Решение оказалось очень удачным.
А первым министром строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности по настоянию Косыгина был назначен Алексей Кириллович Кортунов. До этого он возглавлял Мингазпром, а еще раньше — Главгаз при Совете Министров. Главгаз удалось организовать и отстоять в те вихревые месяцы, когда Никита Сергеевич разгонял министерства, а министров рассылал по совнархозам. Создание Главгаза, межрегиональной специализированной структуры Юрий Петрович Баталин называет чудом. «Чего это стоило в момент «коронования» территориального принципа в управлении народным хозяйством, — пишет он, — знали, наверное, только Кортунов, его сподвижники Н. К. Байбаков и, конечно же, главный инициатор решения Алексей Николаевич Косыгин».
Что ценил Косыгин в Кортунове?
С Алексеем Кирилловичем мне встретиться не довелось. Правда, заочно мы были немного знакомы — «Комсомолка», в которой я тогда работал, часто писала о комсомольских стройках, а их в его отрасли было, пожалуй, больше, чем в любой другой. Планируя праздничный, октябрьский номер газеты, я предложил рассказать в нем и о Кортунове, министре строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности Советского Союза. Встретился с Алексеем Кирилловичем совсем молодой тогда стажер «Комсомольской правды» Олег Жадан, тоже уже покойный.
Его материал вышел 6 ноября 1973 года. Случилось так, что это было последнее интервью Кортунова…
Тот давний номер «Комсомольской правды» я увидел, когда пришел поговорить с дочерью министра, Светланой Алексеевной. Она бережно хранит все, что связано с памятью отца — фотографии, газетные и журнальные вырезки, письма друзей, записные книжки… До самых последних минут она была рядом с отцом. На всю жизнь врезались его слова, их Кортунов повторял, теряя сознание: «Достойно жил и надо достойно умереть».
Вместе со Светланой Алексеевной мы разбирали семейный архив, чтобы с помощью документов полнее представить читателям ее отца.
— У Кортуновых была большая семья, много детей, а в живых остались шестеро. Их выходила мать, казачка. Отец Алексея Кирилловича был смазчиком на железной дороге, туда же пришел и он. И всегда гордился тем, что самостоятельную жизнь начал в 15 лет, поступив в Новочеркасскую профтехническую школу. Потом была железная дорога, без отрыва от производства помощник машиниста паровоза поступает в институт. Молодого инженера приглашают в Москву, во Всесоюзный научно-исследовательский институт гидротехники и мелиорации. Он закончил аспирантуру, но диссертацию защитить не успел: вместо диплома кандидата технических наук попросил комсомольскую путевку на «Азовсталь». Кортунов всегда гордился своей комсомольской домной. Из Мариуполя его направили в Подмосковье — строить новый ЦАГИ.
Здесь Алексея Кирилловича застала война. С таких объектов на фронт не призывали — броня. Но Кортунов добился отправки в армию. После краткосрочных курсов его назначают начальником инженерной службы 134-й стрелковой дивизии. С сентября 1942 года он командир 629-го стрелкового полка этой же дивизии.
…На плацдарм за Вислой командир 629-го полка переправился вместе с передовым отрядом. И в самый критический момент боя вызвал огонь на себя. Из того боя он вышел Героем Советского Союза.
— Как вы думаете, Алексей Кириллович, может ли руководитель рисковать? — спросил в том памятном интервью Олег Жадан у министра. — Есть ли у него право на это?
— Риск… — повторил министр. — Риск важен в любом деле. Но риск осмысленный, основанный на глубоком знании обстановки.
— А какой риск был там, под деревней Люциме?
— Мы могли рисковать своими жизнями, но не плацдармом, не делом, которое нам поручено. Мои бойцы окопались настолько хорошо, насколько это было возможно в условиях непрерывного боя. Подумайте сами — был ли этот риск безрассудным? Но вы спрашиваете о риске в мирное время. Я не представляю себе хорошего руководителя, если у него не хватает мужества защищать свои позиции.