Папа, конечно, принял приглашение, и мы поехали все вместе — с нами были родственники, два мальчика лет по 10–11, а мне тогда было 18. В Ливадию приехали уже вечером, часов в 6–7. Нас поместили в две большие смежные комнаты, идеально убранные, но пустоватые, с кроватями, на которых были красивые, легкие покрывала.
Через некоторое время маму и папу пригласили поужинать к И. В. Сталину, а мы остались в комнате, из которой открывался прекрасный вид на море. Про нас, видимо, забыли, и мы втроем коротали несколько часов. Наступил вечер, а потом и ранний рассвет, я увидела на рейде, на фоне восходящего солнца, военную эскадру, к которой шел катер. Тут-то я поняла, что мы остались во дворце без родителей».
Людмилу и мальчиков вскоре отправили обратно в Муха- латку, а Косыгины действительно ушли с эскадрой и вернулись на дачу через день или два. У Клавдии Андреевны это была первая и, скорее всего, единственная встреча со Сталиным. Надо отдать ей должное: держалась она с большим достоинством и сумела заинтересовать Иосифа Виссарионовича. По горячим следам свидетельства отца и матери об этой встрече записала дочь, а позже — академик Ойзерман. Перечитывая их воспоминания, можно подробно реконструировать свидание в Ливадии.
У Сталина и его гостей было общее прошлое: Сибирь. Хозяин вспоминал о своем побеге из Туруханской ссылки, а Клавдия Андреевна и Алексей Николаевич — о своей жизни в Сибири, в Новосибирске и Киренске в 1924–1930 годах. Сталин тоже побывал в Сибири в самом конце двадцатых, с продразверсткой; вполне возможно, вспомнил Новосибирск, Омск, Барнаул…
Вообще, беседа легко переходила от одной темы к другой и Сталин спросил Клавдию Андреевну, как она представляет себе роль жены, ее место в семье, ее, так сказать, предназначение.
«Клавдия Андреевна ответила, что у нее, конечно, есть собственное представление на этот счет, но она была бы весьма признательна своему собеседнику, если бы он первым высказался по этому вопросу. Сталину, по-видимому, понравилось это замечание, и он сказал, что жена — это товарищ, подруга, любовница, хозяйка дома, воспитательница детей. На это Клавдия Андреевна заметила, что она, конечно, ни в какой мере не отрицает важности всех этих характеристик. И все же да будет позволено ей не согласиться с тем, что полагать главным в характеристике жены. Ведь главное состоит в том, что жена — это судьба».
После этих слов Сталин поднял тост за женщину, которая определила судьбу Алексея Николаевича Косыгина. Потом разговор продолжался об их жизни в Ленинграде. Клавдия Андреевна рассказывала, как в начале 30-х годов, когда Алексей Николаевич учился в Текстильном институте, она работала в Кронштадте, в плавмастерских.
— Значит, вы, Клавдия Андреевна, морячка? — спросил Сталин. И когда адмирал Октябрьский, командующий Черноморским флотом, доложил, что крейсер «Молотов» к отплытию готов, снова обратился к ней:
— Ну, что, морячка, может быть, пойдете с нами в эскадре?
Клавдия Андреевна сдержанно возразила: моряки, мол, считают недопустимым присутствие женщины на военном корабле.
«Товарищ Октябрьский, — обратился к адмиралу Сталин, — может быть, команда сделает исключение, ведь Клавдия Андреевна — морячка!» Шутка была хорошо воспринята, и мама по трапу направилась на катер, а потом перешла на крейсер «Молотов» и всю дорогу провела в кают- компании.
Во время плавания Сталин и адмирал Октябрьский беседовали с командирами, командой крейсера. Папа рассказывал, что тогда ему было поручено улучшить экипировку моряков — форму, обувь, а также позаботиться о снабжении флота продовольствием.
Вскоре в газетах появились фотографии: Сталин, адмирал Октябрьский и Косыгин с моряками Военно-Морского флота. По этому поводу мама, натура очень эмоциональная и умевшая чувствовать обстановку, сказала при мне отцу: «Знаешь, Алеша, они тебе этого приближения не простят». И как в воду смотрела! В последующие годы Алексею Николаевичу Косыгину не раз приходилось встречаться с недоброжелательным отношением к себе некоторых членов Политбюро».
«…у некоторых руководителей партии и государства, — вспоминал Д. Гвишиани, — были причины для недовольства Косыгиным. Одних настораживало то, что его на какой- то короткий период приблизил к себе Сталин. Другим не нравились некоторые поручения, которые Косыгин получал лично от Сталина, например, такая неблагодарная миссия — разобраться с привилегиями членов Политбюро — не могла не вызвать их раздражения. Как рассказывал нам Алексей Николаевич, началось с того, что однажды на заседании Политбюро Сталин учинил разнос.