Где-то мяукнула большая кошка. Рысь, сытая после ночной охоты, лежала на ветке, незаметная в листве.
К полудню Ари, уж, на что бойкий парень, да ещё в сапогах — не босой, начал отставать.
Через сто шагов Баюн остановился, выбрал упавший ствол крепкой берёзы, сел. Вокруг звенели мириады насекомых, где-то стрекотала сорока, на верхних ярусах деревьев резвились белки, гоняясь, друг за дружкой.
— Ну-ка, возьми нож, да надери бересты, потом веток насобирай — только далеко не уходи! Будем костерок жечь!
Ари, вынув из корзинки нож, сделанный из бронзовой кромки, занялся делом, высунув от усердия язык. Мальчик придавил бересту веточками, сложив их шалашиком, сел, и стал слушать цоканье белок, кваканье лягушек. Потом он заскучал.
Забыв наказ Кота, Ари прокрался к ёлкам, пролез под нижними ветками, плоскими, тёмно-зелёными, свисающими до земли. Мягкие сапоги, сшитые дедом Ратаем из тонкой кожи, мягко и неслышно ступали по еловой хвое. Стараясь не наступать на тонкие сухие веточки, на красные мухоморы, мальчик с любопытством высунул нос на освещённую солнцем поляну. Но вместо розовой кашки-клевера, белых ромашек, чуть слышно звенящих сиреневых колокольчиков, поляну покрывала светло-зелёная ряска. Жёлтые кувшинки раскрыли свои коробочки посреди тёмно-зелёных плавающих листьев. Вода почти не угадывалась, лишь у дальнего берега трясины серебрилась светло-голубая полоска, обрамлённая коричневыми, в жёлтом пуху, камышами.
На длинном осклизлом бревне, торчащем из воды, обросшем мхом и лишайником, спиной к мальчику сидела молодая девушка с распущенными зелёными волосами. Мальчик застыл, словно выпь посреди тростника, от изумления у него перехватило дыхание. Девушка смотрелась в воду, расчёсываясь, гребнем, и пела песенку. Особенно поразил воображение мальчика рыбий хвост, покрытый золотисто-зелёной чешуёй. Вила игриво плескала им по воде, разгоняя белые лилии.
— Тише, — мягкая лапа закрыла рот мальчику, — Не вспугни, неслух. Я где тебе велел быть? Я думал, их не осталось на белом свете, — прошептал Баюн. Как он подкрался, мальчик не понял — не хрустнула ни одна веточка.
Вила играла и забавлялась, но вдруг в лесу хрюкнуло, завыло, затрещали кусты. Показалось страшное существо, настолько, что у Ари душа провалилась в пятки. Оборотень скакнул на длинных когтистых лапах, колени у него согнулась назад. Пасть зверя ощерилась длинными клыками, глаза светились даже днём. Морда походила на волчью, но дышащую злобой и тёмным разумом. Не успел мальчик моргнуть, как оборотень выпрыгнул на узкую полоску сухого берега, мышцы его чудовищно напряглись. Зверь надеялся допрыгнуть до русалки, несмотря на приличное расстояние. Раздался пронзительный визг — вила заметила чудовище. Оборотень прыгнул. Так и запомнился он мальчику — на мгновение зависший в воздухе в блеске брызг, поднявшихся от падения русалки в воду.
Баюн вдавил голову мальчика в труху, упавшую с елок, вскочил на ноги, стремительно выкинул правую лапу по направлению к зверю. Хоть одним глазком, но мальчик заметил неизвестно откуда взявшуюся серебряную молнию.
Зверь упал на скользкое бревно. В тот же миг серебряный диск врезался ему в шею, чуть ниже ушной раковины. Оборотень издал страшный вопль, задёргал лапами и головой, хвост его заколотил по бревну. Из раны потекла багрово-чёрная кровь, пошёл дымок с неприятным запахом палёной шерсти. Затем, оборотень затих, мальчик стал гадать — страшное чудовище погибло или только притворяется?
Ари выскочил из-под ели и подбежал к Коту. Долго отплёвывался еловыми иголками, трухой от шишек, вытрясал из волос муравьёв и мокриц.
Они подошли к трясине, раздвинув камыши, уставились на страшного зверя. На морде Кота играли желваки — он думал, как подобраться к оборотню. Лодки на болоте не наблюдалось, вязать плот — необходимо плести верёвку, а где взять столько ивовых прутьев? А плыть — извините, не котовское это дело.
Вдруг рядом с телом зверя возник мощный бурун. Из воды, раздвигая листья лилий, появилась голова, большая, в ряске, с волосами, перепутанными длинными водорослями, с длинной зелёной бородой, растущей от глаз Водяного. Пальцы с перепонками гребли воду, помогая тому, кто вёз его на себе. Тело Водяного окуталось фиолетовыми листьями подводных растений, под бородой, на золотой цепи висела морская раковина, словно скрученный розовый пергамент. Наконец, появилась усатая пасть «чёртовой лошади» — Водяной ехал на огромном соме, который служил ему. От Водяного веяло холодом, каким-то древним, нечеловеческим ужасом. Ари спрятался за Кота, тот мягче, домашнее, ближе.
Дед одной рукой схватил тело оборотня, продолжив неспешный заплыв к Коту с мальчиком. Затем он разинул пасть, с торчащими в разные стороны чёрными кривыми клыками, словно у старой, заросшей мхом столетней щуки, захохотал страшно.
Когда Водяному осталось до берега немного, Кот вошёл по колено в воду, поклонился, коснувшись глади правой рукой.
— Дедушка Водяной, начальник над водой, не прогневи, что нарушили твой покой!
Водяной свирепо посмотрел на Кота, склонив голову набок, — А, это ты, древний Кот! Бери волколака, коль он тебе нужен, — по-старинному обозвав оборотня, дед без усилий швырнул тело к ногам Кота. Тот, наклонившись, извлёк из шеи зверя серебряный диск, спрятал его в заплечном мешке.
Ариант со страхом смотрел на мёртвое чудовище. Из спутанной шерсти, что закрывала морду, торчал чёрный нос без хрящевой перегородки, сморщенный, как у злобно оскалившейся собаки.
— За то, что спас вилу, проси, что хочешь. Может быть и дам, если много не попросишь, — пробулькал Водяной.
— Немного я могу и сам взять, — мягко ответил Баюн.
Оскалив чёрные зубы, хозяин вод приблизил бороду к морде Кота, пристально уставился в его таинственные зелёные глаза.
— Вила не нашего племени, сам знаешь. Её в русалки приняли, она была человеком! Хочешь, зови царицу русалок, а я рыбой заведую, а не водяными бабами. А вот серебряной чакрой ты меня порадовал. Думал я, что в Яви их больше не осталось, — сказал Дед. — Ладно, проси.
— Спасибо, старый, — смиренно промолвил Кот. — Чакра не моя — свою давным-давно истратил. Эту дал Агни в старые времена одному человеку — Васудеве. А потом она у меня оказалась.
Слушай, Дед, давным-давно шёл я мимо Кобыльева болота, и в одной трясине увидел ржавую воду. А нынче проходил — высохло то болото, и следов не осталось.
— Так вот чего тебе надобно! — изумился старик, потрясая начинающими сохнуть водорослями. — Что задумал-то? И так народы идут, текут, как весенняя вода… Вот что я тебе скажу, — наклонился к Коту Водяной. — Иди на реку Волхов, найди длинную заросшую старицу, в её петле растёт древний ясень. Там вода ржавая, и даже мои жабы там земляного цвета. Капля крови-руды, что сама Мать — сыра Земля пролила при творении, в том месте растёт вглубь, словно сосулька. Только сначала брось в воду подарок — местным вилам. Драхмы есть?
— Откуда у меня монеты, дедушка, — промолвил древний Кот. — У меня только вот что есть.
Пошарив в мешке, он выудил кунью шкурку. Водяной поморщился, затем гулко захохотал. Баюн прыснул, запустил лапу глубже, вытащил длинную полосу тонкой кожи, часто покрытую светлыми блёстками. У Ари перехватило дыхание. Слышал он про пресветлый вечный металл, что у конунгов на шеломах сияет, но видеть не приходилось — в семье была только одна серебряная ногата — на покупку коровы.
Водяной схватил пояс, присмотрелся, зачем-то понюхал жёлтые металлические гвоздики.
— Золотые заклёпки — тоже золото. Хорошо. Вот и договорились.
— С тобой, дедушка, в зернь играть не садись, — серьёзно сказал Кот Водяному, который уже дёргал сома за усы — поворачивай, дескать, нечего тут больше делать.
В этот момент у берега всплеснулась вода, раздался девичий смешок. Появились бледные руки, затем по воде расплылась грива зелёных волос, закрывшая высокую грудь, и, наконец, на собеседников весело глянули серые глаза русалки.
— Эй, хвостатый! Ты, ты, рыжий! Возьми подарок, за то, что спас меня от оборотня, — русалка раскрыла ладошку, в ней что-то сверкнуло синим.