Выбрать главу

По темным улицам Милана заговорщики возвращались домой. Где-то впереди гордо шествовал герой дня Бес. Его желтые глаза светились в темноте весьма впечатляюще.

— Хорошо, что все обошлось, — нарушил молчание Лео. — Но теперь, наверное, ложа станет осторожнее. Сменит место и время заседаний, проверит надежность своих членов. И уж во всяком случае, им будет уже не до нас.

— Не беспокойся, Лео! — ответил дядя. — Никуда они от нас не денутся.

— Это почему же?

— Да потому что я — третий мастер ложи, — признался синьор Франческо. — И по совместительству руководитель Флорентийского отделения.

Пораженный новостью, Лео остановился.

— Так значит... значит, ты мог достать денег, не таская меня на эти дурацкие заседания?

Синьор Франческо успокаивающе положил руку на плечо племяннику.

— Да, мог. Но у нас не любят помогать тем, кто не является членом братства. Да и вообще не любят разбрасываться деньгами. Зато в уплату за твои картинки мы собрали приличную сумму. И уж теперь я точно выбью кое-что и для твоего махолета.

— Знаешь что, дядя, — обиженно сказал Лео, сбрасывая его руку со своего плеча. — Занимайся-ка ты сам этим махолетом. Ты хочешь его продать, а не я.

— Вот она, людская благодарность! — проворчал синьор Франческо, уверенный в скором примирении с племянником. — Стараешься для него, с нужными людьми сводишь, и все без толку. Так и будешь всю жизнь картинки рисовать!

* * *

В зале для боулинга Людовико Сфорца слушал рассказ Дзюганелли о последнем заседании.

— Все так и было? Ты не врешь?

От смеха он даже не смог толком бросить шар, и тот остановился посередине дорожки.

— Именно так, ваша светлость.

— Ну Арестуччи, ну остолоп! Я ведь ему намекал, что вас трогать не нужно. Придется еще раз объяснить.

Сфорца сел в кресло напротив старшего мастера.

— Ладно, расскажи лучше, как идут наши дела.

— За месяц, считая плату за рисунки художника, удалось собрать около четырех тысяч флоринов, — отрапортовал синьор Дзюганелли. — Из них пять процентов — второму мастеру Джирини, другие пять — мелкой сошке, вроде да Винчи и Германци, за молчание. Еще десять — мне. Остальное ваше, дон Людовико. Примерно три тысячи флоринов. Точнее сказать пока не могу, вы же знаете, как трудно пересчитывать с одной валюты на другую.

— Да уж, непросто, — согласился дон Людовико. — Может быть, действительно стоило бы ввести единые деньги для всей Европы, как предлагает папа Сикст?

Мудрый мастер с сомнением покачал головой.

— Не думаю, что его святейшество и в самом деле этого хочет. Вы же сами рассказывали, что у него в Риме точно такая же ложа. Если ввести единые деньги, под каким лозунгом мы тогда будем работать?

— Что-нибудь придумаем, милейший Дзюганелли, будьте уверены! — успокоил его Сфорца. — Пока находятся простаки, готовые расстаться с содержимым кошелька ради призрачной цели, братство не умрет. Наоборот, мне уже Медичи писал, интересовался принципом устройства ложи. Придется послать к нему инструктора. Только не Джирини, там и без него неспокойно. Пожалуй, Германци подойдет.

— Согласен, — сказал Дзюганелли, — все равно здесь от него толку мало. А там, глядишь, за умного сойдет.

— Хорошо, так и сделаем, — решил герцог Сфорца и опять рассмеялся. — А этот чудак Леонардо своего кота называет бестолочью! Интересно, что бы он сказал про наших заседателей?

Эпилог

Улыбайтесь, господа! Улыбайтесь!

Мона Лиза 

«Если посмотреть на Италию с высоты птичьего полета, — подумал Лео, — то можно здорово навернуться с такой высоты. Нутром чую».

Великий художник и изобретатель (теперь этот титул был закреплен герцогским указом) посмотрел на Италию с высоты голубя, сидящего на карнизе его мансарды, и вздохнул. Не так давно он прозябал в подвале без гроша в кармане и радовался каждой монете и каждому заказу. Теперь монет у него было несколько, заказов — на год вперед, но Леонардо не радовался. Особенно он не радовался тому заказу, который был получен год назад.

Заказу от Моны Лизы.

Выполнить его не было никакой возможности. Крестная мать так и не разрешила художнику лицезреть себя. «Понимаешь, — объяснил ему посыльный, — как только ты ее увидишь, мы будем вынуждены тебя прирезать. А как ты тогда ее нарисуешь? Вот будет готов портрет, тогда смотри на здоровье!»

Да Винчи вздохнул. Его представления о здоровье были совсем другими.

Неделю назад он выторговал себе еще семь дней отсрочки, предложив мафии устройство под названием «счетчик». Но сегодня счетчик досчитывал его, Леонардо, последние сутки. Сбежать невозможно. У дверей и под окнами постоянно дежурили бравые молодцы такой мерзкой наружности, что один их вид мог быть использован в преступных целях.