Когда Лео очнулся, он обнаружил на окнах изящных ящериц и гадюк. Видимо, они должны были отпугивать непрошеных гостей. В солнечном свете гадюки, казалось грелись на солнце, готовясь к ночной охоте, а в свете луны, высунув ярко красные языки, поджидали заблудших путников. Любой грабитель при виде такого впечатляющего террариума должен был броситься наутек. К сожалению, грабители отлично знали состояние финансов великого да Винчи, поэтому ящерицы и гадюки напрягались зря.
— Это я, — прожурчал за окном сладкий женский голос, — завтрак принесла.
— Джиневра, ты, что ли? — уточнил на всякий случай еще сонный, но уже бдительный Леонардо.
— Кто еще в такую рань попрется кормить непризнанного гения?
— Как, впрочем, и в любое другое время суток, — согласился Леонардо и направился к входу.
Джинни чмокнула его в небритый подбородок, сморщилась и сказала:
— Колючий! Изобрети себе что-нибудь, чтобы не кололось.
— Да я уж думал, — ответил Лео, позевывая, — есть одна идейка: бритва с тремя лезвиями. Первое чисто бреет, второе приглядывает за первым, третье пасет, чтобы не отупели первые два.... Эй! Ты чего? Ай!
Джиневра перестала щипаться и назидательно сказала:
— Сначала поешь, а потом будешь всякую ерунду придумывать.
— Ладно, — сказал Лео. — А твой этот... Джинаро Берлускотти! Опять спит?
— Как всегда, — Джинни беззаботно махнула рукой, — вчера три аншлага, так что закончили глубоко за полночь.
— А я тебе обновку изобрел, — похвалился Лео. — Смотри, какие тонкие, прозрачные, а растягиваются как.... Колготы называются.
— Давай, — Джиневра растянула колготы на руках. — Полезная вещь. В них лук можно хранить.
— Ага, — иронически согласился да Винчи, — ты еще скажи: прохожих грабить. Это же на ноги нужно надевать!
Но Джиневра уже развязывала узелок с завтраком: яичница с капустой. Это блюдо готовилось быстрее всего, а потому каждое утро Джиневра готовила мужу именно яичницу с капустой, чтобы, пока тот спал, отнести часть Леонардо. Через месяц совместной жизни можно было спокойно относить весь завтрак, так как муж есть яичницу категорически отказывался. Леонардо с Бестолоччи пока держались.
— Джинаро меня даже в свое концертное выступление включил. Теперь я помогаю ему в главном фокусе: когда муж заходит в шкаф, я читаю заклинание, и он исчезает, а потом я читаю другое заклинание, и он появляется, — похвастала Джиневра.
Тем временем к дому Леонардо да Винчи весь в мыле мчался курьер от Лоренцо Медичи. Лео жил не очень далеко, но лошадь все равно взмокла. Узкие флорентийские улочки и традиция выливать все в окна иногда приводили к более трагическим последствиям, чем тазик с мылом — для курьера Медичи.
В республике давно пора было изобрести водопровод, Лео даже нарисовал чертеж будущего сооружения. Но Медичи финансировать проект отказался. «У простых людей, — сказал он, — и так слишком мало развлечений».
Перед самым крыльцом всадник осадил лошадь так, что она встала на дыбы. Одним движением руки курьер развернул послание, другим — закрыл лошади глаза, пока та не рассмотрела гадюк и ящериц на окне, и прочел:
— Лоренцо Медичи желает видеть придворного изобретателя Леонардо да Винчи в родовом замке.
Видимо, глаза лошади были прикрыты недостаточно плотно. Зоркая кобыла все-таки рассмотрела оконный террариум и на словах «родовом замке» рванула в сторону этого самого родового замка. Посыльный поступил мудро: вместо бесплодных попыток утихомирить перепуганное животное он вцепился в гриву покрепче и предался изучению окрестных видов.
Леонардо порадовал такой торжественный вызов, он обещал неплохую поживу. Если дело было пустяковым, Медичи не брезговал заскочить в мастерскую да Винчи собственной персоной. А деньги Лео сейчас были нужны как никогда. Как, впрочем, и всегда.
— О! — сказал Лео, увидев голову диктатора.
Из-за шишки голова диктатора действительно напоминала букву «О», поросшую волосами и ушами.
— Спокойно, — сказал Медичи. — Хомо сум эт нихил хумани а ме алиенум путо.[6]
Леонардо тайком полез в карман за разговорником.
— Латынь, Лео, твоя ахиллесова пята, — констатировал Медичи.
«Ахиллесова пята... — лихорадочно думал да Винчи, — это что-то из греческого».
— А между прочим, есть проект объявить латинский вторым государственным. Ладно, расслабься. В «маслину» будешь?
Не дожидаясь ответа, энергичный Медичи всунул в руки Лео крышку от кастрюли, а сам занял место с правой половины стола, перегороженного специально для этих целей конфискованной у какого-то рыбака сетью.
— В лицо не отбивать, — приказал он, — особенно в макушку.
Лоренцо подбросил вверх маслину и ударом крышки перебросил ее на сторону противника. Лео легко справился с подачей. Новая игра, покорившая Медичи, была случайной выдумкой изобретателя.
— Слыхал? — поинтересовался между подачами Леонардо Медичи. — У меня в замке поселились привидения? Голова — их работа. Мало того, всю икру сожрали, сволочи.
— А я слыхал, что привидения бестелесны, еда им не нужна.
— Бессовестны они, а не бестелесны. Как тараканы — пожирают все на своем пути.
Медичи в раздражении крутанул крышкой, и отбитая маслина пошла по замысловатой траектории. Отбить ее не удалось. В голове Леонардо сами собой появились интересные графики и слова «крученая подача», но сосредоточиться ему не дали.
— Есть у меня предположение, — продолжил Лоренцо, — что в призраки пошли те мои родственники, которых во время еды отравила матушка. После смерти они мстят поеданием запасов. Надо с этим разобраться.
Тиран снова подал крученую, но на сей раз Лео рассчитал все заранее и отбил маслину с такой силой, что из нее вылетела косточка.
— Но только без фанатизма, — попросил Медичи, выуживая из бочки свежую маслину, — предки как-никак. Мне с ними еще на том свете компанию водить. Как говорится, мементо мори.[7]
Мементо так мементо, — согласился Леонардо, — у нас это быстро. Только покажите, где у них гнездо.
Это к Изабелле, она их видела последней. Да, в общем-то, и первой. Больше их никто не встречал.
Леонардо нашел Изабеллу Медичи загорающей возле бассейна. Изабелла, как и все девушки того времени, не была одинока. Ее постоянная свита состояла из шикарного колье с бриллиантами, украшавшего хрупкую шею. Колье было таким тяжелым, что однажды, свалившись в бассейн, Изабелла чуть не утонула. При ходьбе колье прижимало первую леди Флоренции к земле. Так что в некотором роде Изабелла была необычайно близка к земле и народу. По крайней мере, более, чем иные правители. Комфортно с бриллиантовым колье можно было только лежать. Что она постоянно и делала.
Нежась в лучах послеобеденного солнца, Изабелла вся искрилась, как рождественская елка.
— Извините, синьора Изабелла, ваш муж сказал, что вы видели привидений, — сказал Леонардо.
При этом он испытывал неуемное желание прочитать стишок, крикнуть: «Снегурочка!» или выкинуть какую-нибудь другую новогоднюю глупость.
Изабелла сквозь пальцы посмотрела на несчастного, решившего потревожить ее в столь ответственный момент, выдержала гроссмейстерскую паузу и ответила:
— Знаете, мне сейчас показалось, что вы один из них.
— Может, и тогда вы ошиблись? — поддержал тон разговора Леонардо.
— Тогда это были люди с картин, которыми украшен наш замок, я их узнала. Они преследуют меня ночью, и только днем в палящих лучах солнца я нахожу долгожданное спокойствие. Правда, не всегда, — с укором ответила юная кокетка.
6
Homo sum et nihil humani a me alienum puto — я человек, и ничто человеческое мне не чуждо (лат.)