В самом дальнем углу светилось нечто таинственное. При тычке шваброй оно зашипело. Великому изобретателю понадобилось минут десять, чтобы извлечь светящегося Беса.
— Тааак, — сказал Леонардо, повертев животное в руках и брезгливо принюхавшись, — и это, значит, скрытный ночной хищник? Скажи, Бестолоччи, за каким дьяволом ты вывалялся в фосфоре?
— Мрмяк, — хрипло пояснил Бес.
— Понятно. Сухое молоко искал? — Лео взвесил кота в руке. — И, судя по всему, нашел.
Бес преданно моргнул.
— Ты не кот. Ты собака. Баскервилей.
Бестолоччи моргнул вопросительно.
— Это, — начал объяснять Леонардо, — такая собака в далеком будущем. Она тоже будет светиться как... как привидение.
Кот подмигнул одним глазом.
— Ты намекаешь, — Леонардо по-прежнему держал его в руке, — что это можно использовать?
— Мяу!.. — Бес, кажется, намекал, что неплохо бы его выпустить и дать поспать.
А еще лучше — поесть. Этот намек Лео понял. Он отпустил кота и принялся собирать остатки фосфора.
— Вот то, что нужно, — сказал Леонардо, протягивая Лоренцо Медичи самый обыкновенный плащ.
Впрочем, несколько часов усилий и полкило фосфора превратили самый обыкновенный плащ в костюм призрака. Укрывшись с головой, Лоренцо Медичи светился в темноте, как привидение со стажем.
— Согласен, производит впечатление, — ответил Лоренцо, глядя в зеркало. — Только для чего мне все это? Пугать политических противников? Так нет никого.
— Клин клином вышибают. Ночью вы войдете в кладовку и испугаете заблудшее туда привидение. Можете представиться каким-нибудь очень древним предком для пущей солидности. Два привидения — как две женщины на кухне — не могут ужиться в одном доме. Ему придется удалиться.
— Я не надену плащ, это не мой фасон, — неожиданно заупрямился Лоренцо. — К тому же я хотел поймать привидение, а не выгнать его.
Да Винчи напрягся и сообщил очередную латинскую мудрость, которую зубрил все утро:
— Традидит мундум диспутатионибус.[8]
Медичи почесал нос. Его впечатлило произношение Леонардо, но он не сдавался.
— Мне кажется, я выгляжу дураком в этом плаще, — упирался Лоренцо. — Настоящее привидение меня вмиг раскусит.
— Не волнуйтесь. Идею плаща я почерпнул у старца на Сицилии, где провел детство. Там водилось много привидений, и нам часто приходилось пользоваться плащом.
— Если у тебя есть опыт, почему тебе самому не сделать это? — обрадовался Лоренцо Медичи. — Я приказываю.
Идея стать привидением не слишком радовала Леонардо. Сценарий Изабеллы начинал сбываться: Медичи собирался повесить на Лео всех собак и напялить этот дурацкий плащ.
— Я не могу, — твердо сказал Леонардо. — Я слабовольный. Не выдержу и съем всю икру в вашей кладовке.
— Целую бочку? — диктатор посмотрел на изобретателя с уважением.
— До последней ложки.
Медичи засопел: цена вопроса его не устраивала.
— Без меня и шагу не можете ступить, — буркнул правитель. — Я, великий потомок римских императоров, должен призраков гонять! Неудивительно, что империя распалась при таких подданных.
Лео изобразил раскаяние.
— Ладно, — вздохнул Медичи. — Пора.
Диктатор набросил светящийся плащ и решительно вышел за дверь.
Чтобы не расплескать воинственный запал, Лоренцо сразу направился в кладовку. Изабелла соскребала со дна бочки остатки икры, когда что-то ужасное вошло в комнату. Трудно сказать, кто был поражен больше: Изабелла, увидевшая настоящее приведение, или Лоренцо, обнаруживший собственную жену.
Минуту они стояли друг перед другом с открытыми ртами. Потом Изабелла положила в рот последнюю ложку и начала царственно жевать. Медичи очнулся.
— Как это понимать? — не своим голосом сказал он. — Ты слопала всю икру, да еще и собираешься свалить это злодеяние на ни в чем не повинное привидение?
Изабелла прожевала и протянула руки (с ложкой) к привидению.
— Простите великодушно, император Нерон! Я не виновата. Это все свекровь! Она все деликатесы посыпала цианистым калием. Она хотела нас отравить!
— Она всех хочет отравить, — пробурчал Медичи, понемногу приходя в себя.
— А у меня от цианистого калия изжога! Это еще с тех пор, как Лоренц ко мне сватался. Его мамаша мне в каждое блюдо яд кидала. У меня привычка к цианиду выработалась, а изжога осталась.
— А икра что, не отравлена?
— Отравлена, — кивнула Изабелла и заглянула в бочку. — Но от нее у меня изжога проходит. А от устриц, например, нет.
— А устрицы, — еще более не своим голосом сказал диктатор, — тоже посыпаны ядом?
— Я же говорю: все деликатесы...
Привидение самозванец рухнуло наземь и прохрипело:
— Я отравлен.
— Да? — удивилась Изабелла. — А я думала, вы Нерон. Его, кажется, каким-то другим способом...
Лоренцо дернулся в доказательной конвульсии, плащ предательски сполз, и глазам Изабеллы предстал собственный муж.
— Лоренцо, это ты? Сдуреть можно. То есть это... не умирай! Я виновата перед тобой. Это я съедала наши запасы икры.
— Подойди ко мне ближе. Мне трудно говорить, — позвал правитель
Изабелла исполнила последнюю волю мужа, держась на всякий случай на расстоянии вытянутой ложки.
— Каждую ночь, когда все спят... — слабеющим голосом начал свой рассказ умирающий диктатор, — я приходил в кладовку и съедал по ящику устриц. Ночью у меня такой зверский аппетит. Поцелуй меня, Изабелла, я умираю.
Супруга поцеловала Медичи в холодеющие уста и прислушалась к собственным ощущениям. Лоренцо хотел сказать что-то еще, но она перебила мужа.
— Если нам суждено покинуть этот мир — то только вместе.
И Изабелла набросилась на остатки устриц.
— Мы умрем, как Ромео и Джульетта, как же это романтично, — улыбнулся Лоренцо Медичи (Леонардо недавно подарил ему рассказ собственного сочинения об этой парочке).
Самопожертвование жены придало диктатору силы. Вот уже в два рта они поглощали оставшиеся запасы. Покончив с балыком и пармезанским сыром, Лоренцо и Изабелла взяли друг друга за руки, с большим трудом добрели до спальни, в последний раз поцеловались, после чего погрузились в глубокий сытый сон. Часы пробили двенадцать и остановились...
Тем временем в замке папы римского в Ватикане собрался весь цвет католического общества, его сливки, которые в силу наступившей общественной оттепели постоянно прокисали от безделья.
— Несчастье постигло любимую нами Флоренцию, — взволнованно расхаживал по комнате папа римский с неприлично коротким именем Сикст IV. — Посланник дьявола Леонардо да Винчи угрожает нашему процветанию и благополучию. Из-за новой игры, которую он изобрел, ожидается страшный недобор маслин. Все сады разорены фанатами.
— У поклонников новой игры помутился разум, — добавил епископ Туринский. — Покончив с маслинами, они посягнули на святое — незрелый виноград.
— На костер его, — потребовали епископы. — Даешь святую инквизицию!
— Я бы дал, — ответил папа римский, — да времена не те. Разрядка, оттепель и новое мышление. Ренессанс, прости господи. К тому же изобретатель под покровительством диктатора. Тут уже политика... Но настанет час, когда Медичи отвернется от Леонардо да Винчи. Сушите дрова, братья.
Братья сдержанно загалдели, непроизвольно начав засучивать рукава.
— А что делать с маслинами? — не сдавался епископ Туринский. — Нужно спасти хотя бы остатки урожая.
Папа встал, возвысившись над сливками, словно кусок спелого сыра. Собрание притихло.
— Я объявляю «настольную маслину» бесовской игрой, — объявил папа. — Священным указом запрещаю играть в нее всем истинным католикам. Мы спасем Флоренцию от разорения — завтра.
Сикст обвел присутствующих взглядом, в котором читалась нечеловеческая доброта.
— А пока, в последнюю ночь, — заключил он, — приглашаю всех желающих на партию. Я припас несколько самых крупных маслин, нас ждет замечательная игра....