Они спустились вниз по Пичтри мимо закрытых, мягко освещенных магазинов, пока они не ударили по узким улицам, потрепанные домики, упакованные близко друг к другу. В угасающем вечере дети играли в мяч на улице, бегали и кричали. Депутат с нетерпением ждал кучу негритянских мальчиков в игре кик-а-бара. Впереди зазвенело пенитенциарное учреждение: толстые бетонные стены, одна сторожевая башня, которую Ли мог видеть, блеск винтовок, отраженный от больших прожекторов, отражающихся через входные двери.
Подбежав к животу, Ли неуклюже выскользнул из машины и поднялся на мраморные ступеньки, усталые. Когда-то внутри и через салли-порт заместители маршалов освободили его от манжет и цепи. Он стоял, потирая свои больные запястья, где манжеты съели, потирая спину, слушая гул тяжелых запертых ворот, сползающих за ним.
В обе стороны длинного прохода были сводчатые отверстия, которые приводили к клеточным блокам. Он последовал рядом с офицером-офицером в форме, аккуратным, темноволосым молодым человеком с полными усами. В конце коридора он увидел открытые двойные двери и почувствовал запах жирной посуды и отварной капусты, услышал звон кашля и мужские голоса. В коридоре висели картины заключенных, некоторые сумасшедшие параноики, некоторые ностальгические. Масляная картина каменщика, катающегося по открытой прерии, сильно ударила его.
Когда он принял душ и получил тюремную одежду, он был взят в клеточную клетку на пять ярусов. Он засунул свою сберегательную книжку и фотографию Маэ, которую ему позволили сохранить, в карман свободной хлопчатобумажной рубашки. Он следовал за офицером вверх по металлической лестнице, которая зигзагообразно шла между металлическими подиумами. Около пятидесяти футов над основным этажом были закрыты окна клише, их стекло выгибалось еще на тридцать футов. Он вытянул шею, чтобы посмотреть вверх, и его головокружило. «В какой-то гостинице, лейтенант».
«Извините, без лифта», - сказал офицер в своей мягкой южной речи. «Ты будешь на третьем уровне». Они забрались в тишине, когда грохот поезда сломал ночь из-за тюрьмы, ее крик пронзительный и требовательный. К тому времени, когда Ли достиг своего уровня, он так тяжело дышал, что ему пришлось остановиться дважды, чтобы получить достаточно воздуха. «Длинное падение», сказал он, когда поезд прошел, и он мог говорить снова. «Кто-нибудь когда-нибудь наливает деньги и прыгает?»
«Это случилось», сказал охранник. «Не часто».
В середине подиума он был введен в одну камеру.
«Вы увидите мистера Гамильтона, хранителя раздела, утром. Затем офицер по классификации. После этого вы сможете передвигаться по тюрьме.
Его камера не отличалась от других, в которых он жил: из нержавеющей стали, умывальника, окрашенного металлическим туалетом. На стене была установлена ??детская кроватка с ватным тампоном, изношенной подушкой и серым тюремным одеялом. Он не стал раздеваться. Он снял с него обувь, лег и прикрыл одеяло, слушая знакомые тюремные шумы, мужские звуки, металлический лязг, румяную бумагу, как конфету. Возможно, жизнь была всего лишь одним длинным клеточным блоком за другим, пока они не посадили тебя за пределы стены.
Но эта мысль вызвала шквал шипения. Кошка тяжело прыгнула на койку, прямо на лице Ли, столь же прочной, как и любой живой зверь. Твердый и очень заметный, шокирующий Ли. Он быстро посмотрел вверх по коридору в камеры на другой стороне.
Он не увидел, что никто не оглядывается назад и не видит поблизости ни одного охранника. Мисто ухмыльнулся, щелкнул хвостом и снова исчез, но когда Ли поднял одеяло, невидимая кошка ползла под ним, согреваясь от плеча Ли, и его мурлыканье облегчило Ли спать.
8
Лицо металла и эхо мужских голосов разбудили Ли. Утренний свет залил клеточный блок, ударяясь от высоких окон клише. Он отшатнулся от своей койки в автоматическом ответе на звонок, встал у своей запертой двери в своей сморщенной тюремной одежде и засунул ноги, пока граф был взят, затем повернулся к металлическому бассейну. Он плеснул воду ему на лицо, использовал зубную щетку и зубную пасту, которую он выпустил. Он сидел на своей койке, надевая свои тюремные ботинки, когда крупнолистный хранитель в синих штанах и белой рубашке скользил по закрытой двери. Его записка читалаХАМИЛТОН. Он стоял, глядя на Ли.
«Ты спишь в этой одежде?»
Ли потянул рубашку прямо, попытался расчистить морщины.
«Как только вы составите свою койку, Фонтана, вы можете отправиться отсюда в столовую. Затем к классификациям, затем вернитесь в свою ячейку. Вы останетесь здесь до тех пор, пока вас не уведомят об этом, пока вам не разрешат передвигаться по тюрьме и осуществлять дворе.
Ли слушал указания Гамильтона в разных зданиях, затем следовал за ним, двигаясь по металлическому подиуму среди раздвижных заключенных и вниз по железной лестнице.
В пенитенциарной кафетерии пахло порошкообразными яйцами, беконом и переваренным кофе. Заключенные толкнулись вокруг него полупробужденным, ворчащим и спорящим или шагающим по тишине и угрюмости. Снова поезд громыхал и кричал, проходя мимо стены. Ни один из мужчин не обратил внимания. Ли предположил, что они привыкли к этому. Может быть, звонок сирены не возбуждал их крови так, как она его возбуждала, так как это заставляло его хотеть оттуда, заставляло его чувствовать себя все более скованным. Он держал себя в переполненной линии, пока он не был тяжело из-за спины двумя мужчинами, которые крутились вокруг, избивая друг друга. Ли не смотрел на них, он оставил его в покое, он не хотел ничего начинать.
Только когда один из них сильно ударил его, он повернулся. Человек был прямо в его лице. Ли стоял на своем. Этот парень был бы дураком, чтобы начать что-то здесь, с полдюжины охранников. Он пристально посмотрел на Ли, его лицо, вылупившееся глубокими линиями, вздрогнуло от хмурых глаз. Темные волосы в коротком тюремном разрезе, высокий, лысеющий лоб. Взгляд в его черных глазах заставил Ли поскорее, взгляд такой жестокий Ли остановился, испуганный чувством другого присутствия в этом темном взгляде.
Но так же быстро взгляд мужчины изменился на наглость какой-либо тюрьмы. Ли мог видеть, как охранники наблюдают за ними, готовые к переезду. Он хорошо посмотрел на спутника: белокурый помпадур, расчесанный высоко над его выветренным лицом, бледные, синеватые глаза. Пара искривленных заключенных, которых хотел избежать парень. Ли перешел на линию, взял поднос и собрал свой завтрак. Отвернувшись, он пересек комнату на маленький пустой стол.
Двое мужчин присоединились к переполненному столу в центре большой столовой, и через мгновение все семь заключенных повернулись, чтобы посмотреть на Ли. Он быстро ел, игнорируя их, пытаясь не думать об искру, которую он видел в этих темных глазах, и быстро заметил что-то внешнее.
Когда он вышел из столовой, он не смотрел на переполненный стол. Выйдя в тюремный двор, он направился в кабинет советника. Справа от него поднялись каменные здания, которые были бы тюрьмой. Кроме того, на более низком уровне, растянувшийся на дворе, окруженный массивной каменной стеной, которая окружала тюрьму. Высота стены должна быть 30 футов. С этой позиции он мог видеть только одну сторожевую башню, две охранники, смотрящие вниз, стрелковые бочки, сверкающие на утреннем солнце. Он направился к зданию классификаций, когда короткий человек, пересекавший двор, остановился, уставился на него, затем подошел к Ли с заталкивающейся хромой, коренастый мужчина с хриплыми руками и плечами. Его голос был зернистым. «Эй, Боккар, это ты?»
Ли не слышал этого имени через пятьдесят лет. «Гимпи, ты, старый безопасный канюк».
Хэмбинг быстро, Гимпи присоединился к нему, его глаза смеялись под густыми серыми бровями. Теперь его волосы были серыми, и он был, может быть, тяжелее. «Когда, черт возьми, ты попал, Боксер?»
«Просто перешел из Спрингфилда. Как долго вы здесь? »
« Два года, пять. На днях я мог бы сделать условно-досрочное освобождение. Маленький человек нахмурился. «Моя последняя безопасная работа закипела».