Наконец она подняла свой кошелек и направилась к маме, чтобы рассказать Сэмми, что нужно сказать. Попытайтесь объяснить своему девятилетнему ребенку, что закон, который должен был защитить их, повернулся против них. Что взрослые на присяжных, которых Сэмми знал и доверял, не верили ее папе, что весь город предал его.
5
В комнате для посещения римской тюрьмы Морган застыл, когда двое заместителей маршалов США вытащили его от Бекки и Сэмми. Потребовалось все решимость, чтобы он не сражался с ними, когда они дергали его за плечи, щелкнули на наручниках и вынудили его к двери. Время было восемь пятнадцать, утро после того, как он был приговорен в здании суда в Риме от одного федерального судьи города. Ему и Бекки и Сэмми было разрешено всего несколько минут прощаться, трое из них цеплялись. Как будто они могли бы создать неразрывную цепь, которую нельзя было бы развернуть. Самми, когда она посмотрела на него, была настолько уязвима и озадачена. Он знал, что Бекки долго обсуждала, принести ли ей это утро. Но боль, которую испытывал Самми, теперь была предпочтительнее того, что его увезли, не увидев ее,
Из зала он оглянулся, пока видел их, Сэмми кусает губу, слезы текли вниз. Бекки с каменным лицом, держа ребенка рядом, стараясь не плакать. Затем он больше не мог их видеть, он был вынужден спуститься по коридору через заднюю дверь тюрьмы и на заднее сиденье машины американского маршала. Сетка с тяжелыми металлами отделила его от переднего сиденья, словно, несмотря на наручники и цепочку живота, они подумали, что он атакует водителя сзади.
На заднем сиденье официального транспортного средства, прикованного наручниками к второму заместителю, он наблюдал, как водитель уселся, прислушался к тому, что двигатель тяжелого Packard стал гладким и мощным. Когда черный автомобиль направился через Рим в направлении Атланты, он представил, как Бекки и Сэмми садятся в свою машину, держа друг друга, утешая друг друга. Представляли, что они ведут несколько кварталов к Кэролайн, и он был очень рад сильной и заботливой матери Бекки.
Бекки была так еще во время судебного разбирательства, сидела рядом с ним за столом адвоката, никогда не двигалась и была очень бледной. После вердикта, когда он вернулся в свою камеру, он продолжал переживать этот момент: «Жизнь и двадцать пять лет, жизнь и двадцать пять лет». Он продолжал видеть ее лицо, закрытое и неподвижное, пытаясь скрыть боль. Увидя лица своих соседей, членов его церкви, его автомобильных клиентов - жесткие лица незнакомцев. Менее чем через четыре недели с того дня, как Фалон вошел в магазин, попросив Моргана взглянуть на его машину, почти весь город повернулся против них. Их жизнь была взорвана так же тщательно, как десантный корабль, затонувший разрушителем.
Во время двухчасовой поездки в Атланту, прикованной к нарушителю маршала, он испытал все горькие эмоции, запустение, беспомощность, яростную ярость, от которой он не мог действовать. Он всегда рассматривал правовую систему США как тщательно разработанную для защиты честных людей, чтобы ограничить тех, кто угрожал упорядоченному обществу. Как это было глупо?
Если бы федеральное жюри могло сделать это невинному человеку, какое еще разрушение могло бы иметь суды?
Он и Бекки сделали свои брачные обеты на всю жизнь; Они присоединились к команде, чтобы не расставаться. Теперь сам Морган, в один момент плохого суждения, раздробил свою семью. Пойдя с Фалоном, чтобы посмотреть на его машину, он сломал все свои обещания Бекки и разрушил жизнь своей маленькой девочки. Теперь, если бы он не был прикован цепью, он попытался бы схватить оружие депутата, сделал бы все возможное, чтобы оторваться и убраться отсюда. Наблюдая за худым, хмурым депутатом, он становился все более и более беспокойным. Только когда рука заместителя приблизилась к его руке, Морган попытался облегчить задачу. Эти люди не знали его, они не знали, что он может попробовать. Теперь он имел дело с другим миром. У него больше не было прав. Вскоре он будет окружен охранниками, такими как те, кто жил силой, и заключенными, как голодающая власть,
После судебного разбирательства он предложил Бекки, чтобы она подала на развод, что она пытается создать новую жизнь для себя и Сэмми. Ее лицо покраснело от гнева, ее глаза сверкнули, затем она прижалась к нему, плача. С тех пор, как ракета минометов разорвала корпус своего корабля в Тихом океане, вода, пробивающаяся сквозь расколотый металл, поняла, насколько хрупкой и драгоценной была жизнь. Умышленное уничтожение их фанов было столь же жестоким, как и любое нападение противника.
Они вошли на окраину Атланты, прошли Театр Фокс, а затем отель, где он и Бекки пообедали, прежде чем он ушел с флотом. Она закончила тем, что плакала на полпути через еду. Будущее тогда, когда он ушел на войну, казался безвозвратно черным и пустым.
Он вернулся из этого дома, но, возможно, у него были лучшие шансы, даже на войне, чем сейчас.
К югу от Атланты скромные домики уступали место пестрым полям, а затем федеральная ручка вырисовывалась, высокая, серая и холодная, ее крепостное лицо и сторожевые башни бросали вызов всем желающим. Припарковав свой черный лимузин перед входной дверью, депутаты вытащили его, заставили его подняться по ступенькам и внутри.
Он был забронирован и попросил раздеться. Его одежда была отнята, и охранник обыскал полости его тела, возбуждая его ярость. Он осыпил, как ему сказали. Он одет в тюремный блюз, который был выпущен, затем перешел в блокнот, а затем охранник. Клетки поднялись на пять ярусов. Он поднялся по узкой металлической лестнице на третий уровень, прошел впереди охранника вдоль стального подиума. Он был заперт в одной камере и был благодарен за это. Он надеялся, что он не будет перенесен позже в одну из больших ячеек с несколькими кроватями и с безудержными соседями по комнате. Сидя на своей узкой койке, он не смотрел на мужчин в камерах через дорогу, не делал зрительного контакта. Некоторые из них наблюдали за ним без дела; Другие смотрели прямо на него, в клетках хищников, оценивающих новую добычу.
6
НОЧЬ ДО СЕММИ попрощалась с папой, ей приснилось, что она там, в полицейском участке. Спящая рядом с мамой, Мисто на руках, она увидела их прощание там, в тюрьме, и она крепко обняла Мисто, стараясь не плакать и разбудить маму.
«Все будет хорошо», - пробормотал Мисто, его усы щекочут ей ухо. «Это еще не конец, Сэмми. У твоего папы все будет в порядке. - Ковбой придет? - прошептал Сэмми. «Он поможет папе?» «Вы мечтали, что он это сделает», сказал Мисто. Она не ответила, она крепко обняла большую кошку, и он прижался холодным носом к ее щеке. «Ты мой Сэмми, ты претерпишь». Он так сильно излечился от нее, что думал, что его гул разбудил маму, но это не так, она слишком устала от судебного процесса.
«Должно быть, это было уродливо и скупо, - прошептала она, - если мама не возьмет меня».
«Это было уродливо. Но твой папа восторжествует, и ты тоже. И Мисто вскочил с ее рук, мчался в ночной комнате, помчался за занавески, никогда не двигал их и не издавал ни звука, только восхищал Сэмми. Он отплыл из карниза в комод без взбалтывания воздуха, затем к верхней части открытой двери шкафа и обратно к кровати, а затем поднялся к потолку. Его радость и дикость, его безумие кота заставляли ее хотеть гоняться и летать вместе с ним, и, возможно, это заставит боль уйти. Он дважды поплыл по комнате, затем снова опустился и прижался к нему, все еще и согреваясь, мурлыкал и мурлыкал. Мисто был с ней всю оставшуюся ночь, прижавшись к ее объятиям. Утром, когда она и Мама поехали в тюрьму, она знала, что он рядом; Иногда она могла чувствовать свои бакенбарды на щеке или чувствовать себя кистью меха,
В тюрьме, когда они попрощались, она прильнула к папе, и мама тоже, но тот полицейский оттолкнул его и выгнал из комнаты. Она могла видеть гнев Папы, она знала, что хочет сражаться с ними, но какая польза от этого? У них едва было время обнять друг друга, а потом он ушел, прошел по коридору. Он оглянулся назад, затем она и мама остались одни. Все было пусто, весь мир пуст. Она чувствовала теплоту Мисто против щеки, но теперь даже ее любящая кошка не могла помочь.