Глеб сразу разулся, словно боялся, что Алиса его выгонит. Он сделал шаг вперед, открыл рот, но сказать ничего не успел, потому что девушка тоже шагнула навстречу. Он инстинктивно раскрыл руки, обнимая ее, губы скользнули по щеке. Это показалось так естественно — поцеловать и обнять при встрече, что Глеб даже не подумал извиниться. А вот Алиса смутилась, как и полагается девушке, которая не хочет показать излишнюю заинтересованность в парне, с которым вчера познакомилась. Глеб посчитал это очень милым, как и ее румянец.
Алиса сразу показалась ему милой. Но не приторной, как котеночек, не мимими, не смазливой. Просто была милой. Вчера — с этими рыжими хвостиками на макушке. С горящими от волнения щеками, но упрямо вздернутым носом и глазами, в которых было столько хитрости и веселья, что Глеб с лихвой заразился энтузиазмом. Сегодня — без косметики, в сексуальных, но таких простых шмотках. Она смотрела на него внимательно и настороженно, но в глубине этого взгляда он видел еще что-то. Какую-то хитрость. Глеб толком сам не понимал, но опять утвердился в мысли, что она та еще Лиса Патрикеевна.
— Привет, — прошептала она, глазея на его кеды у двери и снова начала причитать, — Зря ты конечно… Ничего же страшного…
— Замолчи, Лисичка, — тут же обрубил Глеб, бесцеремонно пробираясь мимо нее вглубь квартиры.
Он оценил кухню, зал, маленькую комнату. Кивнул в сторону последней.
— Там лучше всего свет. Пошли, посмотрим твой укус.
Алиса обреченно выдохнула, побормотав под нос:
— Это моя комната, кстати. Заходи, не стесняйся.
— Ага, я постараюсь не робеть, — хохотнул Глеб, ставя стул у окна, — Садись.
Она послушалась, не прошлась по манерам, чего Глеб ждал и даже немного расстроился, что стеб о скромности и воспитании не получил продолжения. Казалось, Алиса нервничала, поэтому и не спешила издеваться.
«С чего бы?» — недоумевал про себя Глеб, изучая ее глаз, — «Неужели думает, что наброшусь вот так сразу».
Только он так подумал, как очень захотелось действительно наброситься.
Алиса запрокинула голову, позволяя его пальцам лечь на ее лицо, таращилась в потолок отрешенным взглядом, словно ждала смертельного приговора.
Сама же покусанная в это время готовилась к диагнозу симулянтки, потому что, пока Глеб добирался до нее, отек почти исчез. Она дышала через раз под его пристальным взглядом, отчаянно желая, чтобы он склонился и поцеловал, бросив разглядывать проклятую болячку. И тут же снова вся кровь прилила к щекам, потому что Алиса не только устыдилась своих мыслей, но и вспомнила, как инициировала поцелуй у двери. Хорошо, что вчера Геллер сам поцеловал ее, и теперь они в принципе были квиты. Но Алиса хотела, чтобы он повел в счете. Она нуждалась в его решительности. Идея навестить ее, чтобы осмотреть глаз, конечно тоже о многом говорила, но сейчас ей казалось, что идет какая-то игра, где счет измеряется в поцелуях.
— Все не так плохо, — резюмировал, наконец, Глеб, — Но укус, конечно, жесть. Никогда такого не видел. Прямо кусок плоти выгрызла тварюга. Отек с века сошел — это хороший знак. И…
— Он был больше с утра. Правда, — затараторила Алиса, оправдываясь.
— Это нормально…
Она опять его перебила, не дав закончить.
— Наверно, чай помог. Зря ты смеялся.
Геллер закатил глаза, вытащил и кармана небольшой тюбик.
— Вот. Это тебе вместо чая.
Она скептически посмотрела, не решаясь взять в руки. Не дожидаясь, когда ее посетит смелость, Глеб сам отвернул крышку, выдавил горошину на палец, осторожно приложил к ее лицу, поглаживая, втирая. Алиса едва сдержала стон. Такой интимной и нежной показалось ей эта нехитрая забота. А еще холодок геля приятно остудил зуд от укуса.
— Ух, — не сдержалась Алиса.
— Правда, так лучше? — самодовольно улыбнулся Глеб.
— Очень хорошо, — подтвердила она.
— Пользуйся.
Он положил тюбик на стол, присел на корточки так, что их лица оказались на одном уровне, ласково дернул Алису за нос.
— А чай лучше принимать перорально.
— Как? — открыла рот Алиса.
— Через рот, Лисичка, — засмеялся Глеб, — Это я так напрашиваюсь на чай. Ты ведь не все пакетики извела на глаз? Или все?
Алиса не нашлась с остроумным ответом, поэтому треснула ему ладонью по животу за издевательства. Глухой звук удара напомнил ей о прессе Глеба, который она вчера могла лицезреть, а сегодня был скрыт майкой. Чтобы совсем уж не раскиснуть, она встала, чуть поморщилась от боли в мышцах и гордо пошла на кухню, ворча: