Выбрать главу

Наверно, все бы кончилось сексом на пляже, если бы не шум машины. Громкий смех вырвал их из блаженного уединения. Глеб неохотно сполз с Алисы, лег рядом на живот. Миронова неловко села, убирая с лица мокрые волосы, пытаясь причесаться пальцами. Двое мужчин прошли мимо парочки к воде. Они посмеивались и косились, но прохлада реки быстро отвлекла от незадачливых любовников.

Глеб и Алиса молчали, наблюдая за мужчинами. Вернее, это Лиса наблюдала, а Геллер так и лежал, уткнувшись носом во влажное полотенце, пытаясь унять возбуждение.

— Не страдай, парень. Уезжаем мы, — хохотнул один из мужчин, вылезая из воды.

Глеб промычал что-то в ответ, не поворачиваясь.

Незваные гости быстро вытерлись, переоделись за машиной и укатили. Только когда стих шум мотора, Глеб повернулся к Алисе. Она лежала рядом на боку, изучая спутанные волосы у него на затылке. Подперев кулаком щеку, Глеб долго смотрел на нее. Словно в первый раз видел. Загоревшая и растрепанная, она нравилась ему сильнее, чем когда-либо. Это было больше, чем влечение. Сильнее, чем похоть. Важнее, чем потребность. Он хотел ее себе. Хотел сам принадлежать ей. Хотел, чтобы она знала об этом. Хотел, чтобы верила.

— Я люблю тебя, — проговорил Глеб.

Он был готов, что она вспылит, разозлится, не поверит, опять начнет попрекать, но Алиса лишь улыбнулась ему, тепло и нежно.

— И я тебя, — ответила она.

Словно каждый день они говорили друг другу эти слова. Прежде, чем на физиономии Глеба разлилось триумфальное блаженство, Алиса добавила:

— Но Мишу я тоже люблю.

Улыбка сползла с лица Геллера.

— Так бывает? — спросил он угрюмо, догадываясь, в каком ключе продолжится этот разговор.

— Не знаю. Наверное.

— Нет, Лис. Это бред какой-то.

— Бред. Иначе и не скажешь.

Глеб приготовился озвучить новые аргументы, уговаривать, настаивать, угрожать, но она вдруг придвинулась к нему, сама поцеловала. Безумно нежно, до боли трепетно ласкала его губы своими, возбуждая сильнее, чем умелые ласки опытных любовниц. Она так сладко целовала, но при этом ранила его словами в самое сердце.

— Ничего не получится, Глеб. Я даже из-за Насти вспылила. Я не верю тебе. Мне везде мерещатся твои любовницы. Это невыносимо. Я не смогу. И ты не сможешь. Ничего не выйдет.

— Мы не узнаем, пока не попробуем, — бормотал Глеб ей в губы, не желая принимать горькую правду.

— Мы пробовали, ничего не получилось.

Алиса приподнялась, опираясь на руку, посмотрела на него.

— Пожалуйста, если действительно любишь меня, оставь все, как есть.

— Не могу.

— Ты же знаешь, он замечательный. Он самый лучший. Мне будет хорошо с ним.

— Я хочу, чтобы тебе было хорошо со мной, — упирался Глеб, — Ну чего тебе надо, Миронова? Бегать за тобой полгода с цветами и синими яйцами? Ты этого хочешь? Романтики, прогулок, свиданий? Давай! Я смогу.

— Что ты несешь? — Алиса прикрыла глаза рукой.

— А что? Мишка так тебя обхаживал. Тонна внимания и никакого секса. В этом залог успеха? Не сложно. Испытай меня.

Миронова нервно хмыкнула, процитировав Тосю Кислицыну:

— Что ты — трактор, чтобы тебя испытывать?

Глеб подавился смешком и остальными доводами.

— Я хочу, чтобы все оставалось, как есть, — проговорила Алиса после минуты напряжённого молчания.

— Лис, мы не сможем. Неужели ты не понимаешь? Это очевидно, нас тянет друг к другу. Я не смогу держаться от тебя подальше. И наставлять ему рога не желаю.

— Мы с Мишей уедем, — тихо ответила она.

— Что? Куда?

— Не знаю еще. На другую квартиру. Будем вместе снимать. Мы уже думали об этом.

Глеб сжал губы. Из него рвалось много чего неприятного и обидного. Сглотнув самые грубые выражения, он все же не смог удержать в себе остальное.

— Съедетесь, да? Может, и поженитесь? Ипотеку возьмете, детишек нарожаете?

— И возьмем, и нарожаем, — огрызнулась в ответ Алиса.

— Давай-давай. Удачи. Собираешься всю жизнь симулировать оргазмы, любовь и верность? Флаг в руки.

От его обидных, но правдивых слов у Алисы из глаз брызнули слезы. Глебу уже было все равно на ее душевный раздрай. Даже немного приятно. Он злился и хотел задеть. Удалось. Казалось, что это справедливо. Пусть ей будет больно. Он ведь не сказал ничего такого. Только правду.