Точно. Странно колыхаясь в густой тени деревьев огромная белесая фигура медленно подняла руку, подзывая к себе. Чувство необъяснимой тревоги остановило меня шагах в десяти.
— Это ты, Берт Молчун? — спросил я шепотом, и радостный, с хрипотцой, но почему-то неприятно колющий слух голос тихо ответил:
— Да, да! Это я, Берт Молчун, это я, слышишь, иди сюда, это я!
Теперь я уже четко видел знакомое лицо. Оно было серым, и по нему катились капли пота. Губа была закушена от боли, как тогда, на крышах Вольного Города, но голос хрипел радостно и возбужденно:
— Ты видишь, это я, это я, наконец-то я нашел вас! Дай мне руку! Это я!
Сам не зная, почему, я отступил назад, хотя плохо видел его глаза и пытался разглядеть, поймать их взгляд. Берт как-то странно застонал, щелкнул языком и пробормотал:
— Вот и ты не веришь мне, а я так долго искал тебя…
Лицо его внезапно перекосилось гримасой ярости, как бы прорвавшейся изнутри, и я ужаснулся его отталкивающему гневу. Жизнь научила меня быть осторожным. Чувство нахлынувшей, было, радости отступило перед тревогой. Я снова неуверенно шагнул назад и вдруг увидел, как из кустов, темнеющих слева, высунулся по пояс огромный рыжеволосый Гилберт и напряженно помахал мне рукой.
Растерянность и страх овладели мною, Гилберт громко шепнул мне, как-то судорожно улыбаясь и пятясь в тень кустарника:
— Да это же он, Берт Молчун! Мы ранены… иди сюда, что ты, иди сюда!
Вспыхнула луна, на миг вырвавшись из назойливо обволакивающих её туч и отчаянно бросила вниз лучи теплого желтого света. И в этой вспышке я отчетливо увидел, как пусты глаза Гилберта, как безжизненна его улыбка и мертвы движения. Дрожь мерзкой волной прошла по моему телу, и я схватился за рукоять меча. Тот, кто называл себя Гилбертом, вдруг подобрался и прыгнул в мою сторону, мгновенно став меньше ростом. Шерсть клочьями покрыла его худое тело, и остроконечные уши прижались к бугристому черепу.
Свистнула стрела!
Её сверкающий быстрый прочерк пронзил костлявое тело, вспыхнувшее тусклым мгновенным пламенем. Стоявшее под деревом существо, уже утратившее облик Молчуна, с визгом рванулось в сторону, и вторая стрела безжалостно впилась ему между лопаток в тот момент, когда монстр уже скрывался за стволом дерева. Тело охватило багровое пламя…
То, что лежало на земле и дотлевало последними чадящими искрами уже никак не походило на человека. Страшные, вытянутые вперед челюсти, с мелкими оскаленными зубами, длинные когти на руках, в последнем жадном усилии протянутых ко мне.
— Это вурд, — услышал я сзади спокойный голос.
Из кустов, сильно хромая вышел человек. Он подошел к телу и хладнокровно выдернул стрелу с обугленным наконечником. — Видишь? Он принял облик того, кто, по видимому, дорог тебе.
— Я уже понял, — сказал я пересохшим ртом и подошел к незнакомцу, стараясь не приближаться слишком близко к скрюченным лапам вурда.
— Правильно делаешь, что остерегаешься, — усмехнулся человек. — Вурд опасен даже убитый. Только утром от него останется зола, а пока он может вцепиться и мертвыми когтями.
Я содрогнулся, глянув ему в лицо, и крепко пожал руку своего спасителя:
— Спасибо, друг! А я, понимаешь, дремал, слышу — зовёт…
Затрещали кусты и взъерошенный Кис выскочил на поляну, размахивая кинжалом. Увидев нас, он остановился и экспансивно воскликнул, вращая глазами:
— Oго! Мама мия, целых два вурда! Ну, никакого покоя нет от этих приключений. Привет, странник. Спасибо, что спас этого невежу, а то без меня, он, как младенец в лесу. Глаз, да глаз за ним, героическим нашим.
Человек, чье лицо было страшно и неприятно изуродовано шрамом, вывернувшим ему одно веко, молча повернулся и заковылял к костру, пройдя мимо нас. Я пошел за ним, оглядываясь на два безмолвных трупа. Кис обрадовано затрусил рядом. Когда мы продирались сквозь кусты, он шепнул мне:
— Мрачная личность, да? Судя по одежде — студент. А как его покалечило… рука левая почти не разгибается. Заметил, как он стрелял? И эта суровая загадочность… Не представился…
Незнакомец вдруг остановился, немного не дойдя до костра, и с неожиданной, какой-то врожденной ловкостью повернулся. Он внимательно смотрел на нас, и у меня хватило мужество не опустить глаз под его тяжелым и странно горящим взглядом.
— Меня зовут Джироламо, — сухо сказал он.
* * *Светало. Костер догорел. Тянуло утренней свежестью. День проявлялся, как фотографическая карточка, постепенно раскрывая все свои краски. Кис задумчиво ворошил прутиком угли.