— В чем же проблема, Кис? Пошли в обход!
— Ага, как бы не так… если эти развалины вырастают у тебя на пути, считай, не миновать тебе ворот. Отныне, куда бы ты ни повернул, перед тобой все время будет появляться этот архитектурный кошмар. Желаешь попробовать?
Я не желал, ибо видел, что в двух шагах от нас висел густой молочный туман, постепенно сливающийся с мрачными тучами. Ясно, что Кис не врет, а таскаться по этому булыжнику в сыром тумане было бы, может, и интересно, но, честно говоря, жутковато. Хотя… вряд ли в Замке будет веселее. Вид у него тяжелый — помесь тюрьмы Инквизиции с больницей для душевнобольных 12-го века…
А чего собственно я боюсь? За плечами у меня 25 лет двадцатого века, твердый оклад и могучий атеизм во всей его советской красе. Пусть это пейзаж не похож на иллюстрацию к сказкам братьев Гримм, а скорее на декорации к готическому роману, так что ж? Ведь это всего лишь сказка, дорогой Черный Рыцарь! Согласен? Ну, вперед!
Чувствуя себя в этом костюме немножко Воландом, я решительно шагнул к воротам и потянул на себя огромное ржавое кольцо. Ох, и заскрипела же открываемая створка!
В этом скрипе взвыли и закричали подозрительные хриплые голоса. По спине у меня пробежал холодок, а Стивенс сплюнул:
— Чур меня, нечистая сила!
Рванув еще раз створку на себя, я явственно услышал, как петли злорадно взвизгнули: «Иди сюда-а-а!» Но створка уже отворилась настолько, чтобы можно было пройти, и я перестал насиловать наш слух. Стараясь четко печатать шаг (как помогали мне в этом шпоры — звяк-звяк-звяк!) я вошел в сумерки замкового двора. Кис шел рядом.
— Ну, конечно же, все атрибуты на лицо! — бодро сказал Стивенс. — Свист ветра в потёмках, виселица неподалеку и невнятные шорохи по углам, леденяще переходящие в стоны.
Я кисло подумал о том, что должен сделать вид, говорящий о моей высокой оценке кошачьего ёрничества, но, на удивление, мне действительно несколько полегчало на сердце. Ирреальность происходящего и, в то же время, реальная грозная тяжесть моего Эскалибура придавала мне настроение, сходное со скептицизмом Киса.
— Жутковатое кино, — ответил я, взяв Киса за переднюю лапу, ибо он шел на задних, как заправский Бегемот.
ПРИМЕЧАНИЕ СТИВЕНСА: Кстати, почему все думают, будто я мастью чёрен, а?
Это глубокое, хотя и понятное, заблуждение! Полосат я, по-ло-сат!!!
Пересекая двор (гулко отдавалось эхо) мы отчетливо слышали, как скрипела цепь виселицы и глухо стонала раскачивающаяся на ветру фигура. Но присутствие Стивенса ободряло меня, а кот, глядя на мое спокойствие, видимо, черпал в нем силы для своей невозмутимости. Держась за руки, видимо от избытка оптимизма, мы уверенно вошли под темные своды и двинулись куда-то вниз по наклонному, пахнущему прелым мхом, коридору.
Изредка на стенах пылали длинные факелы. С факелов капали вниз горящие капли и с крысиным шипением гасли на заплесневелых плитах. Липкая сырая паутина частенько вставала на пути, и приходилось смахивать ее с лица, пугая суетливых лохматых пауков. За воротами, у чадящих факелов, стояли, ощетинившиеся шипами, вороненые рыцарские латы и тьма, сгустившаяся в прорезях их шлемов, была такой зловещей, что поневоле чудились в ней пустые глазницы. Некоторые доспехи покосились и проржавели, но менее жуткими от этого не стали. «Сальвадор Дали», — почему-то подумал я.
Стивенс притих, я тоже. Мы шли вперед. Факелы попадались все реже, и я уже подумывал о том, чтобы запастись парочкой их для дальнейшего пути. Несколько раз нам снова попадались пустые доспехи, и мы с должной опаской отнеслись к подобным встречам. Стивенс вдруг потребовал для себя оружие, и мне пришлось рискнуть.
— Отдувайся тут за тебя, — проворчал я, осторожно приблизившись к одной из таких безмолвных фигур и, поколебавшись, резко выхватил из ножен чужой кинжал. Латы покачнулись и, злобно завизжав:
— Отда-а-ай! — рухнули.
Я едва успел отскочить, и чуть было не отдавил Стивенсу лапы. Изо всех щелей и дыр подземелья зашипело по-змеиному, забулькало малоразборчивыми проклятиями, запахло серой. Словом, нас «обложили» на совесть. Я отдал кинжал вместе с ножнами Стивенсу. Ножны и ремень я вытащил из груды упавшего металлолома. Опоясывая Киса, я вдруг заметил, что ржавчина на заклепках ножен и лезвии кинжала исчезла, а сырая дряблая кожа ремня, покрытого стальными пластинами, стала вновь упругой и скрипящей.
— Это хорошее знамение, — серьезно заметил Стивенс, смахивающий теперь на взъерошенного разбойника — кота Базилио, вышедшего на большую дорогу.