Очень скоро Квиллер потерял свою партнершу, потому что её пригласил вежливый молодой человек хулиганского вида, в разорванной рубашке. Лицо его показалось Квиллеру знакомым.
Позже, уже сидя за столом, Сэнди сказала:
– Это был Том. Он из нашей прислуги. Полагают, что свою фамилию, Стэнли, он позаимствовал из пьесы Теннесси Уильямса. Его подружка ходит где-то тут, одетая в розовый домашний халатик. Том грубый, невоспитанный человек, но Кэл считает, что у него есть талант, и поэтому послал его в художественную школу. Кэл помешан на благотворительности. Ты ведь собираешься написать о нём, да?
– Если смогу набрать для этого достаточно материала. У Кэла очень сложно взять интервью. Возможно, ты сможешь помочь мне?
– Мне нравится эта мысль. Ты знаешь, что Кэл занимает должность председателя Государственного совета по искусству? По—моему, он хочет стать первым профессиональным художником, попавшим в Белый дом. Скорее всего, он туда попадет. Ничто не сможет остановить его. – Сэнди сделала паузу, а затем задумчиво продолжила: – Тебе следовало бы написать статью о старике за соседним столиком.
– Кто он такой?
– Его зовут дядюшка Вальдо. Сейчас он рисует животных, а до этого был мясником. До семидесяти лет он никогда не держал кисти в руках.
– Где я мог о нем слышать? – спросил Квиллер.
– О, конечно, каждый старик думает, что он Моисей, но дядюшка Вальдо действительно талантлив, даже если Джордж думает иначе.
– Кто такой Джордж?
– Как кто? Ваш драгоценный критик по искусству.
– Я ещё с ним не встречался. Что он собой представляет?
– Он? Подонок. Вот что он собой представляет. То, что он написал о персональной выставке дядюшки Вальдо, совершенно бессердечно.
– Что он написал?
– Что дядюшке Вальдо следует идти обратно на мясной рынок, а коров и кроликов предоставить детям, которые рисуют их с большим воображением и достоверностью. Ещё он заявил, что на своих полотнах дядюшка Вальдо забил больше домашнего скота, чем на мясном рынке во время своей работы там. Все были просто вне себя от негодования. Редактора завалили письмами, а бедный старик перенес это очень тяжело и прекратил писать. Это просто преступление! Он рисовал такие очаровательные примитивы. Я полностью понимаю его внука, который работает водителем грузовика… Он пришёл в редакцию газеты и угрожал избить Джорджа Бонефилда Маунтклеменса, и я не осуждаю его. Ваш критик – совершенно безответственная личность.
– Он когда-нибудь писал рецензии на работы твоего мужа? – поинтересовался Квиллер с самым невинным видом.
Сэнди пожала плечами:
– Он написал несколько ожесточённых и злобных откликов на работы Кэла только потому, что Кэл – коммерческий художник и его работы пользуются успехом. Маунтклеменс классифицирует коммерческих художников как маляров, красящих дома или клеящих обои. В действительности Кэл может писать гораздо лучше любого из тех прыщавых и слюнявых ребятишек с претензией на художественность, которые зовут себя абстрактными экспрессионистами. Ни один из них не смог бы нарисовать даже стакан с водой. – Сэнди нахмурилась и сидела молча, пока Квиллер не сказал:
– Когда ты улыбаешься, ты выглядишь гораздо привлекательнее!
Она тут же громко рассмеялась:
– Только посмотрите! Разве это не кошмар? Кэл танцует с Марком Антонием!
Квиллер посмотрел в направлении, указанном Сэнди: в середине зала Кэл Галопей, одетый в чёрное японское кимоно, в медленном фокстроте вел рослого римского воина. Лицо у Марка Антония было бесцветным, но приятным.
– Это Батчи Болтон, – сообщила Сэнди. – Она преподаёт скульптуру в школе искусств – сварка металла и тому подобное. Она пришла с подругой – вместе снимают комнату, – как Антоний и Клеопатра. Разве это не умора? Батчи сама сварила свой панцирь. Он очень похож на крылья грузовика.
Квиллер спросил:
– Газета может прислать сюда фотографа? Хотелось бы иметь картинки с вашего праздника.
Сэнди несколько раз быстро вздернула брови и ответила:
– Предполагалось, что Зоя Ламбрет это организует, но я думаю, она способна хорошо разрекламировать только саму себя.
– Я позвоню в фотолабораторию, – сказал Квиллер, вставая. – Посмотрим, может, они смогут прислать человека.
Полчаса спустя Ода Банзен, рабочий день которого заканчивался в двадцать три ноль—ноль, прибыл с висящим на шее фотоаппаратом и неизменной сигарой в зубах.
Квиллер встретил его в фойе словами:
– Постарайся сделать хороший снимок Кэла и Сандры Галопей.
Одд возмутился:
– Ты будешь мне указывать? Они просто обожают видеть свои фото в газете.
– Попытайся сфотографировать всех по парам. Они одеты как известные любовники – Отелло и Дездемона, Лолита и Гумберт Гумберт, Адам и Ева.
– Да ты с ума сошёл, – воскликнул Одд Банзен, проверяя камеру. – Как долго тебе придётся торчать тут, Джим?
– Ровно столько, сколько нужно, чтобы узнать, какой костюм завоюет главный приз, и позвонить в газету,
– Почему бы нам не встретиться в баре пресс-клуба и не пропустить чего-нибудь покрепче на ночь? Я буду свободен после того, как сделаю фотографии бала.
Возвратившись за столик Галопея, Квиллер был представлен женщине, облаченной в потрясающее вечернее платье, вышитое бисером,
– Миссис Даксбери, – объяснила Сэнди, – самый крупный коллекционер в городе. Тебе следует написать статью о её коллекции. Это Англия, восемнадцатый век, – Гейнсборо и Рейнольде.
– Мистер Квиллер, – сказала миссис Даксбери, – я не горю желанием увидеть статью о моей коллекции до тех пор, пока это не будет полезно именно для вас в вашем новом положении. Честно говоря, я чрезвычайно рада видеть вас сегодня тут, среди нас.
Квиллер поклонился:
– Спасибо, Это абсолютно неизвестная область для меня.
– Я надеюсь, что ваше присутствие здесь означает, что «Дневной прибой» наконец образумился и уволил Маунтклеменса.
– Нет, – ответил Квиллер, – мы просто работаем вместе, каждый в своем направлении. Маунтклеменс по—прежнему будет писать критические отзывы.
– Какая жалость! Все мы надеемся, что ваша газета всё-таки избавится от этого ужасного типа.
Со стороны сцены донесся звук фанфар, возвещающий начало вручения призов за лучший костюм, и Сэнди сказала Квиллеру:
– Мне нужно найти Кэла для присуждения призов и торжественного шествия. Ты уверен, что не можешь задержаться подольше?
– Прошу прощения, но мне нужно готовить материал о бале. Не забудь, что ты собиралась помочь мне написать статью о твоём муже.
– Я позвоню тебе и приглашу к себе на ленч, – сказала Сэнди, нежно приобнимая корреспондента на прощание. – Это будет забавно.
Квиллер отошёл к стене и, когда были оглашены имена победителей конкурса, быстро записал их. Когда он искал телефон, у него за спиной раздался женский голос, мягкий и тихий:
– Это не вы новый корреспондент «Дневного прибоя»?
Усы Квиллера дрогнули. Женские голоса иногда действовали не него подобным образом, а этот и вовсе был похож на ласкающие пальчики.
– Меня зовут Зоя Ламбрет, – сказала женщина, – И я боюсь, что с треском провалила моё задание. Предполагалось, что я должна известить прессу о проведении бала, но это совершенно выпало у меня из головы. Я сейчас готовлюсь к персональной выставке и очень много работаю, если вы примете такое неубедительное извинение. Надеюсь, вы тут не чувствовали себя брошенным. Вы собрали необходимую информацию?
– Да, кажется. Миссис Галопей присматривала за мной.
– Я это заметила, – сказала Зоя, слегка поджав прелестно очерченные губы.
– Миссис Галопей была очень любезна.
Глаза Зои блеснули.
– Пожалуй.
– Вы не в маскарадном костюме, миссис Ламбрет?