Юм-Юм уже забралась к бабушке на колени, и та её гладила.
– Да, мне все говорили, что у меня хорошая посадка, прекрасное чувство равновесия и талант управлять лошадьми. Знаете ли, бросать вызов животному весом в двенадцать сотен фунтов и делать это при помощи одной руки, ног, голоса и веса собственного тела – это кое-что да значит… Но я что-то слишком разговорилась. Прошу меня простить.
– Хорошего рассказчика слушать одно удовольствие. А что пробудило в вас интерес к птицам?
– Так, минуточку… дайте вспомнить… После того как я вышла замуж за мистера Инглхарта, я стала членом Женского птичьего клуба, поскольку клубы рукоделия и книголюбов, которые принято было посещать молодым матронам, мне были не по душе. О, сколько насмешек и издевок мы претерпели от местных жителей: подумать только, изучать птиц, вместо того чтобы в них стрелять! Они посылали письма в газеты, в которых писали, что от безделья мы не знаем, куда себя деть.
– Вы хотите сказать, что убивать певчих птиц считалось в порядке вещей?
– Вот именно! Мальчик приносил домой на плече связку маленьких птичек и продавал их мяснику. Они пользовались спросом во время званых обедов. К сожалению, и в наши дни попадаются стрелки, которые птицу воспринимают исключительно как мишень. Разумеется, всё это началось с тех пор, как правительство, считая, что птицы наносят ущерб урожаю, учредило за них премию. Теперь же ученые доказали, что пернатые защищают поля от грызунов, насекомых-вредителей и даже сорняков… Правда, в нынешние времена, боюсь, фермеры больше полагаются на распылительные машины и ядохимикаты.
Оперевшись передними лапами на подоконник окна, выходящего на восток, Коко вёл дружескую беседу с птицами, собравшимися у кормушки. Юм-Юм, урча, перебирала лапами подол бабушкиного платья.
– По-моему, я ей понравилась, – произнесла пожилая дама.
– Какие птицы слетаются к вашей кормушке? – спросил Квиллер.
– Самые разные! Больше всего я люблю гаечек. Они очень общительные и весёлые и к тому же не улетают на зиму. Друг Коко тоже остаётся на зиму в наших краях. Кардиналы – не перелётные птицы. А как они красиво смотрятся на фоне белого снега!
– Уму непостижимо, как только птицам удается выжить в этом климате.
– Они облачаются в зимнюю одёжку, которой служит им хороший слой жирка под перьями, – пояснила она. – О моих пернатых дружках я могу говорить вечность, но вам скоро выезжать на скачки.
– Я ничуть не спешу, – ответил он. – Должно быть, у вас, миссис Инглхарт, есть многое что вспомнить, помимо верховой езды и увлечения птицами.
– Могу я вам доверить свой секрет! – спросила она, заговорщически улыбаясь. – У вас честные глаза, и я уверена, что вы меня не выдадите. Обещайте, что не расскажете Виктории.
– Обещаю, – поклялся он тоном, заслуживающим всяческого доверия, который всегда его выручал в журналистской деятельности.
– Знаете, – увлечённо начала она, – когда все уходят из дому, я на своём лифте, который называю волшебной капсулой времени, спускаюсь вниз и брожу по комнатам, вспоминая свою прошлую жизнь. Сажусь за обеденный стол – когда-то я за ним разливала чай на весь Птичий клуб – и представляю, что он покрыт льняной скатертью, на которой стоят цветы в хрустальной вазе и серебряные подносы с разными деликатесами, а вокруг сидят дамы в шляпах… Всё это, верно, звучит глупо, будто я сошла с ума?
– Ничуть. Это звучит очаровательно.
– После этого я иду в первую гостиную, сажусь за пианино из розового дерева и беру несколько аккордов. И словно наяву слышу, как приятный тенор мужа начинает петь «Когда закончится чудесный день». Я как сейчас вижу непереплетённые ноты с розами на первой странице. Как мы были счастливы!.. Иду в другие комнаты, даю экономке распоряжения на день, беру у садовника корзину с цветами… А порой – не каждый день – иду в гостиную и вдруг вспоминаю, как пришла телеграмма из Кореи о сыне. – Она отвернулась и уставилась в окно. – После этого всё стало по-другому.
– Где вы? – раздался голос Вики с лестницы, – А, вот вы где. – Вики вошла в альков с сервированным подносом.
– Ни слова Вики, – шепнула Квиллеру бабушка.
– Бабушка, дорогая, нам пора ехать на скачки, я поставлю твой ланч в холодильник. Здесь суп, который нужно только разогреть, сладкая булочка и вкусный яичный десерт.
– Спасибо, Виктория, – сказала пожилая дама. – Счастливо провести время! Мысленно я буду с вами.
Вики обняла бабушку и сказала:
– Мы вернемся после пятого заезда.
– Спасибо за гостеприимство, миссис Инглхарт, – поблагодарил Квиллер, преклонив голову над её дрожащей рукой и заговорщически подмигнув.
– Пожалуйста, оставьте маленьких гостей со мной, – попросила она, – мне нравится их общество.
– Мы хотели пригласить к ней компаньонку на то время, пока нас нет дома, но бабушка отказалась, – сообщила Вики Квиллеру, когда она спускались по лестнице. – Но у неё есть экстренная связь с больницей. Случись с ней что-нибудь неожиданное, ей нужно просто нажать на красную кнопку.
Буши вытащил из багажника фотоаппаратуру и вместо неё сложил корзинки с едой и прохладительными напитками, раскладные стулья и походные столики.
– Как вы находите мой свитер? – спросила Вики, облачившись в огненно-красное творение из магазина «Таки-так». – Фиона подарила его мне ко дню рождения.
По дороге они заехали за Фионой, которая жила в квартире над аптекой. На ней тоже была яркая блузка, под стать праздничной атмосфере скачек, ничего общего с мрачным платьем, в котором она была в гостях вечером накануне. Всю дорогу она молчала, от волнения кусая ногти.
– По всей видимости, вы не раз бывали на таких зрелищах? – заметил Квиллер.
– Ммм… да… но я всё равно нервничаю. Для Робина это первое выступление.
В сторону ипподрома направлялся поток автомашин, как легковых, так и мини-автобусов, до отказа забитых взрослыми и детьми, неистовствующими в предвкушении азартного зрелища. К югу от города шоссе пролегало мимо охотничьих угодий и наконец сменилось мощённой гравием дорогой, на которой представили охотничьего клуба в ярких спортивных куртках проверяли билеты и продавали сувенирные программки, выпущенные к семьдесят пятой годовщине Локмастерских скачек с препятствиями. Ещё один холм, небольшой мост, лесной участок, и в зоне видимости появился ипподром – огромный, поросший травой естественный стадион в форме чаши, склоны которой окаймляли скаковые дорожки, огражденные съемным забором.
Буши припарковался на стоянке под номером G-12, багажником в сторону поля. Раскладные столики и стулья расставили рядом, и Буши принялся готовить коктейли.
– Надеюсь, все будут «Кровавую Мэри»? – спросил он.
– А какой коктейль мне, ты знаешь, – сказал Квиллер.
– Знаю. Очень острый, с двумя стебельками сельдерея и без водки.
По склонам стадиона, усеянным многочисленными машинами, поднимались тысячи болельщиков. Служители в розовых камзолах верхом на чистокровных лошадях осматривали скаковые дорожки и следили за порядком среди толпы, хлынувшей к центру поля к палаткам, торгующим прохладительными напитками и закусками. Неподалеку от места G-12 находилась судейская башня, обращённая к финишной линии. По другую сторону поля за вечнозелеными растениями наготове стояли три машины «скорой помощи» и ветеринарный фургон.
Зычный голос из судейской башни объявил о начале состязания гончих, и с ревом и лаем из-за деревьев вниз по склону ринулась свора гончих.
– Охотнику на лис эти звуки ласкают слух, – сказал Буши.
А для лисы, подумал Квиллер, они смерти подобны.
Вскоре на место G-11 прибыли Мак-Дайармиды. Дверь открылась, и из неё вывалилась стайка детей. Три, шесть, восемь – Квиллер насчитал их одиннадцать, – они весело выпрыгнули из машины и помчались к палаткам. Вслед за ними вышли Мойра с Кипом и ещё четверо взрослых.