— Ждешь ответа? Или просто размышляешь вслух?
— Пожалуй, ни то ни другое. Следующий шаг — запросить центральный модуль.
Найдя в справочнике номер, я позвонил в службу иммиграции, располагавшуюся в центральном модуле.
— Говорит доктор Ричард Эймс. Я ищу жителя по имени Энрико Шульц. Не могли бы вы дать мне его адрес?
— Почему бы вам не поискать в справочнике? — Голос звучал точь-в-точь как у моей учительницы в третьем классе, что отнюдь не является похвалой.
— В справочнике его нет. Он турист, а не абонент. Мне просто нужен его адрес в «Золотом правиле». Отель, пансионат — что угодно.
— Ну-ну. Вы же прекрасно знаете, что мы не сообщаем личную информацию, даже о чьих-либо координатах. Если его нет в списке, значит он честно за это заплатил. Поступайте с другими так, как хотите, чтобы поступали с вами, доктор. — С этими словами она отключилась.
— И где теперь будем спрашивать? — поинтересовалась Гвен.
— Там же, у той же офисной крысы, только с наличными и при личной встрече. Терминалы — это удобно… но не для взяток размером менее сотни тысяч. Чтобы слегка подмазать, куда практичнее явиться лично и с деньгами. Идешь со мной?
— Думаешь, тебе удастся от меня отделаться? В день нашего бракосочетания? Только попробуй, негодяй ты этакий!
— Может, наденешь что-нибудь на себя?
— Ты стыдишься, как я выгляжу?
— Вовсе нет. Идем.
— Сдаюсь. Погоди секунду, только найду туфли. Ричард, может, по пути заглянем ко мне? Вчера, на балете, я смотрелась очень шикарно, но вряд ли мое платье подходит для визита в учреждение в это время дня. Я хотела бы переодеться.
— Ваше желание — закон. Но у меня возникла вот какая мысль: не хочешь перебраться ко мне?
— А ты этого хочешь?
— Гвен, мой опыт говорит, что супруги могут жить на две кровати, но почти никогда — на две квартиры.
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Ага, заметила все-таки. Гвен, у меня есть одна отвратительная привычка, из-за которой со мной тяжело жить. Я пишу.
Моя любимая озадаченно взглянула на меня:
— Ты уже говорил. Но почему «отвратительная»?
— Гм… Гвен, дорогая, я не собираюсь извиняться за свое писательство… как и за свою недостающую ногу… по правде говоря, одно привело к другому. Когда я распрощался с профессией военного, мне нужно было что-то есть. Ничему другому я не учился, а дома вместо меня уже разносил газеты другой парень. Но писательство — законный способ не работать, не занимаясь при этом воровством, к тому же для него не нужны ни талант, ни знания.
Однако оно делает человека малообщительным, поскольку требует одиночества, как мастурбация. Стоит потревожить писателя, когда он пребывает в муках творчества, и он, скорее всего, повернется и прокусит тебе руку до кости… не отдавая себе в этом отчета. Об этом, к своему ужасу, зачастую узнают мужья и жены писателей.
И еще — слушай внимательно, Гвен! — писателя невозможно приручить, привить ему цивилизованные манеры. Или хотя бы вылечить. Если в доме живет больше одного человека, включая писателя, единственное известное науке решение — предоставить пациенту изолированное помещение, где он может находиться в периоды обострения, и подавать ему еду на палке. Потому что если побеспокоить его в такие моменты, он может разразиться рыданиями или прийти в ярость. Порой он вообще никого не слышит, пребывая в таком состоянии, а если потрясти его — укусит. — Я изобразил лучшую из своих улыбок. — Не волнуйся, любовь моя. Прямо сейчас я ничего не пишу и не собираюсь начинать, пока мы не выделим изолированное помещение для моей работы. Здесь слишком мало места, как и у тебя. Гм… пожалуй, еще до того, как мы отправимся в центр, я позвоню в Управление и узнаю, есть ли жилые модули побольше. Нам также понадобятся два терминала.
— Зачем два, дорогой? Я не особо пользуюсь терминалом.
— Но когда пользуешься, он тебе нужен. А если этот терминал работает в режиме текстового редактора, его нельзя использовать для другого — ни газет, ни почты, ни покупок, ни программ, ни личных звонков, вообще ничего. Поверь мне, дорогая, я страдаю этой болезнью уже много лет и знаю, как с ней справляться. Дайте мне комнатку с терминалом, где можно запереться, и я ничем не стану отличаться от обычного здорового мужа, который каждое утро уходит на работу и занимается там всем, что положено делать на работе. Не знаю, правда, чем: я никогда особо не интересовался этим.